Отход русских армий из Галиции. Потеря Перемышля и Львова
Новый германский прорыв и потеря Перемышля
Начальник Генерального штаба Германии Эрих фон Фалькенхайн после завершения Горлицкого прорыва хотел завершить наступление. Поставленная цель была выполнена, русские войска отбросили от Карпат. Однако командующий ударной австро-германской группировкой Макензен и его начальник штаба фон Сект уговорили германскую ставку продолжить операцию. Мол, надо пользоваться моментом, пока русский Юго-Западный фронт разбит и не получил подкрепления.
Макензен перегруппировал свой ударный кулак к г. Ярославу. Не успела еще сильно ослабленная тяжелыми 2-недельными боями 3-я армия отойти на р. Сан, как 17 мая германские войска переправились в районе Ярослава на правый берег р. Сан и новым прорывом начали вклиниваться в расположение нашей армии. Одновременно ими была предпринята атака к югу от Перемышля, на Мосциску. Подступы к Ярославу прикрывал 24-й корпус, в котором осталась одна обескровленная 49-я дивизия. Лавины германских войск отбросили русскую дивизию за Сан и взяли город. Германский гвардейский корпус с ходу форсировал Сан и захватил плацдарм.
Русские войска почти не отвечали артиллерийским огнем на залпы противника. В период 18—24 мая Макензен предпринял сильный нажим на русские позиции на участке р. Сан, между Ярославом и Перемышлем, и окончательно утвердился на правом берегу реки, отбросив русские войска за р. Любачовка. 8-я армия, несмотря на все трудности, держала удар. Ставка усилила армию Брусилова, прислав из резерва 5-й Кавказский корпус. На левом фланге 9-я и 11-я армии нанесли по противнику сильный контрудар и не дали врагу прорваться за Днестр. Однако севернее Перемышля германцы продолжали теснить слабую 3-ю армию. Выправить положение контрударами не получалось. Германцы соединили несколько плацдармов, перегруппировали силы и 24 мая продолжили наступление.
Армию Брусилова укрепили двумя корпусами 2-м Кавказским и 23-м, которые Ставка перебросила с Северо-Западного фронта. Командование фронта организовало контрудар между pp. Любачовка и Вишня. Удар был фронтальный, на вершину выступа германского плацдарма. Брусилов возражал, говорил, что это неразумно, вернее бить с флангов, под основание. Но штаб фронта настоял на своём и ошибся. Несмотря на организованный контрудар 3 русскими корпусами, германскую армию не удалось отбросить. Русские свежие части пошли в лобовую атаку и были повыбиты пулеметно-артиллерийским огнем. Русские войска не смогли продвинуться, только зря потратили людей.
В результате крепость Перемышль оказалась в исходящем угле русского расположения и с трех сторон охватывалась войсками противника. От Перемышля на восток вела одна единственная железная дорога. Германцы нацелились с севера и юга выйти к станции Мосциска (Мостиска), чтобы перехватить магистраль и окружить гарнизон крепости.
Совсем недавно, в конце марта мощная крепость Перемышль, в результате почти полугодовой осады и упорных боев, стала, наконец, русской. И вот её пришлось так быстро отдать. Деникин писал о битве под Перемышлем: «11 дней жестокого боя 4-й Железной дивизии… 11 дней страшного гула немецкой артиллерии, буквально срывающей целые ряды окопов вместе с защитниками их… И молчание моих батарей… Мы почти не отвечали — нечем. Даже патронов на ружья было выдано самое ограниченное количество. Полки, истощенные до последней степени, отбивали одну атаку за другой — штыками или стрельбой в упор; лилась кровь, ряды редели, росли могильные холмы.. Когда после трехдневного молчания нашей единственной 6-дюймовой батареи ей подвезли 50 снарядов, об этом сообщено было по телефону немедленно всем полкам, всем ротам; и все стрелки вздохнули с радостью и облегчением». «В первый единственный раз я видел храбрейшего их храбрых Маркова в состоянии, близком к отчаянию». Марков выводил из-под вражеского огня остатки 13-го полка, а рядом шёл командир 14-го. Осколком снаряда ему снесло голову. Туловище, из которого хлестала кровь, стояло ещё несколько мгновений. А Марков, залитый кровью товарища, зашагал дальше.
Русские артиллеристы
Фактически мощной крепости (целого укрепрайона, который пришлось брать русской армии) уже не было. Форты были разоружены, многие укрепления разрушены, большинство орудий и запасы вывезли. В Перемышле оставалось только часть артиллерии и несколько тысяч ополченцев охраны. Удержать крепость в таких условиях, при остром дефиците снарядов, не было ни малейшей возможности. Перемышль не был готов к длительной осаде, не было боеспособного гарнизона, укрепление не были восстановлены, нужных запасов не было. Однако взятие Перемышля в марте 1915 года было использовано для широкой пропагандистской кампании. А теперь крепость необходимо было отдавать. Резонанс получался большим: враги получали отличный пропагандистский повод, подрывался престиж русской армии перед союзниками, российская либеральная общественность получала повод покричать о недостатках режима и армии.
В результате военные вопросы оказались связаны с большой политикой. Поэтому комендант Перемышля то получал приказ грузить оставшуюся артиллерию и запасы на эшелоны, то вернуться на позиции. Комендант Делевич попросил дать четкий приказ: драться или эвакуироваться? Об этом же запрашивал и Брусилов. Но командование фронта ответило уклончиво: то «смотреть на Перемышль только как на участок фронта, а не на крепость», то «удерживать, но не защищать во что бы ни стало». К приходу противника в Перемышле уже не осталось более или менее боеспособных войск, только несколько рот ополченцев с запасниками-прапорщиками вместо командиров. Поэтому фактически сражения за город не было. Подразделения противника стали просачиваться в город, и в ночь на 3 июня Брусилов приказал оставить крепость. Сапёры взорвали самые сильные форты.
3 июня 1915 года войска генерала Макензена, практически не встречая сопротивления, вошли в крепость. Тем временем в это же время на левом крыле Юго-Западного фронта 11-я армия медленно, с постепенными упорными боями арьергардного характера, отходила за р. Днестр, на участок Миколаев — Галич, левее ее расположения 9-я армия своим правым флангом — на Тысменицу, а левый фланг оставался на месте у румынской границы.
Резонанс от падения Перемышля был большим. Российская общественность возмущалась, союзники «сочувствовали», а германские и австрийские газеты трубили о колоссальной победе. Хотя тот же Брусилов считал, что армия только избавилась от тяжелой и ненужной обузы. Крепость не была готова к длительной осаде, её необходимо было оставить, чтобы не погубить войска. Фронт сокращался на 30 километров, у Брусилова теперь было достаточно войск, и он планировал остановить врага.
Однако в штабе фронта думали иначе. Иванов и его штаб считали, что кампания проиграна, враг вот-вот ворвется на Украину и нужно готовить к обороне уже Киев. Надо отметить, что Иванов и его штаб просто повторили мысли Драгомирова, который ещё 7 мая писал в служебной записке направленной комфронту: «Наше стратегическое положение безнадежно. Наша линия обороны очень растянута, мы не можем перемещать войска с необходимой скоростью, а сама слабость наших войск делает их менее мобильными; мы теряем способность сражаться. Перемышль следует сдать — вместе со всей Галицией. Немцы неизбежно ворвутся на Украину. Киев должен быть укреплен. Россия должна прекратить всякую военную активность до восстановления своих сил». Тогда Драгомирова за такие мысли изгнали из штаба фронта, перевели в Ставку, в распоряжение Верховного Главнокомандующего.
Верховное командование было уверено, что на южном фланге противник собирает ещё более мощную ударную группировку, ожидало «главного удара» с юга. Считалось, что с юга германские и австрийские войска попытаются окружить весь фронт. У Брусилова стали забирать войска. Указали на то, что Перемышль пал, поэтому это направление становится второстепенным. 5-й кавказский корпус передали в 3-ю армию, 21-й корпус вывели во фронтовой резерв. 2-й кавказский и 23-й корпуса перебросили в 9-ю армию, где ожидали нового удара противника. Затем остатки 3-й армии передали Северо-Западному фронту. Брусилов протестовал, указывал, что ослабленная армия не удержит и Львов. Но его не послушали. Противник немедленно воспользовался ослаблением армии Брусилова и усилил давление на львовском направлении.
Отход из Галиции
С потерей рубежа Сана и Перемышля русские армии Юго-Западного фронта вынуждены были при дальнейшем отходе двигаться к собственным границам по расходящимся направлениям. В тылу не было заранее подготовленной оборонительной позиции, на которой можно было задержать противника. А состояние войск и постоянное давление противника не позволяли удержать восточную часть Галиции. Командование фронта во главе с Ивановым находилось в моральном упадке и потеряло управление армиями. Верховное командование не решилось отрешить от управления царского любимца. Только передало сначала 4-ю армию, а затем и 3-ю армию в состав Северо-Западного фронта, так как они теперь были более связаны с фронтом Алексеева. Комфронта Иванов сформировал особую группу войск из пяти корпусов под командованием генерала Олохова в промежутке между 3-й и 8-й армиями, в районе Любачува. Но эта мера не привела к успеху. Плохо организованная группа Олохова не смогла выправить положение.
В начале июня 1915 г. Макензен ослабил давление на русскую армию. Это было связано с необходимостью наладить тыловые коммуникации и отчасти с объявлением 24 мая Италией войны Австро-Венгрии. Австро-венгерское командование первоначально хотело перегруппировать силы и перебросить значительные контингенты на итальянскую границу, предоставив дальнейшую борьбу с русскими в Галиции германцам. Однако итальянцы оказались плохими солдатами, не смогли использовать внезапность нападения и большое численное превосходство. В результате даже второстепенные численно более слабые австро-венгерские дивизии остановили итальянское наступление. Нужда в значительной перегруппировке сил отпала. Хотя Вена и сняла часть сил с Русского и Сербского фронтов, но не так радикально как планировала сначала.
3 июня в Силезии, в замке Плесс прошло военное совещание германских и австрийских руководителей. На встрече присутствовали кайзер Вильгельм II, начальник германского генштаба Фалькенхайн, фельдмаршал Гинденбург, генералы Людендорф, Гофман, Макензен, начальник австро-венгерского Генштаба генерал фон Гётцендорф. Германское верховное командование колебалось: Гинденбург успешно развивал операцию против Риги, на Западном фронте зашевелились союзники, поэтому германское верховное командование боялось увязнуть на Русском фронте глубоко между территорией Польши и Волыни. Фалькенхайн отмечал: «Русские могут отступать в огромную глубину своей страны, но мы не можем преследовать их бесконечно». С другой стороны, соблазняла возможность нанести решительное поражение русской армии, перебросив значительные силы из Галиции на брест-литовское направление, и этим маневром вместе с армиями Гинденбурга, наступающими с севера сомкнуть кольцо вокруг русских армий в Польше. Гинденбург убеждал, что есть реальная возможность окружить русские армии в «польском мешке». В итоге надежда нанести окончательный удар России взяла вверх. Хотя в конечном итоге оказался прав Фалькенхайн: окружить русские армии не выйдет, война затянется.
С середины июня войска Макензена возобновили наступление. Вокруг Львова сжимались тиски трёх армий: с севера наступала 11-я германская армия генерала Макензена, с запада 3-я австро-венгерская, с юга подходила 2-я австро-венгерская. Из города начали эвакуацию тыловых учреждений. 22 июня противник перехватил железные дороги на Варшаву и Миколаев, остались лишь дороги на Дубно и Галич. Наши войска оставили Львов. После потери Львова, Иванов отдал директиву об отходе 3-й армии с группой Олохова в русскую Польшу — на фронт Люблин — Владимир-Волынский, 8-я и 11-я армии отходили в сторону Киевского округа, 9-я армия должна была соотносить свой фронт с положением 11-й армии.
Ситуация оставалась тяжелой. Командующий фронтом Иванов оказался не на своем месте. Но он был любимцем царя, имел большие связи при дворе. Любила его и общественность. Поэтому его оставили на своём посту. Войска были деморализованы. Поражение, отступление, потеря городов и территорий, которые с таким трудом были заняты, нехватка боеприпасов и тяжелые потери подрывали дух солдат. Кто-то начинал паниковать, веря слухам об обходах противника. Некоторые подразделения, полностью обессиленные и деморализованные, сдавались. Другие при первом же натиске врага, артиллерийском обстреле впадали в панику, бросали позиции и бежали. К снарядному голоду добавилась нехватка винтовок. Пока наступали, винтовок хватало, подбирали оружие убитых и раненых, захватывали трофеи. Во время отступления заменить потери было нечем. Маршевые пополнения прибывали с голыми руками, что ещё более усиливало негативный настрой в армии. При полках появлялись целые команды безоружных солдат.
Брусилов был вынужден отдать приказ, который походил на схожие указания во время будущей Великой Отечественной войны. Генерал писал, что фронт приблизился к границам России, отступать дальше нельзя. «Пора остановиться и посчитаться наконец с врагом как следует, совершенно забыв жалкие слова о могуществе неприятельской артиллерии, превосходстве сил, неутомимости, непобедимости и тому подобном, а потому приказываю: для малодушных, оставляющих строй или сдающихся в плен, не должно быть пощады; по сдающимся должен быть направлен и ружейный, и пулеметный огонь, хотя бы даже и с прекращением огня по неприятелю, на отходящих или бегущих действовать таким же способом…».
Жесткие меры помогли. 8-я армия Брусилова остановилась, первая на фронте. Враг больше не смог продвинуться. На южном фланге 11-я и 9-я армии отошли на линию Днестра и его притоков. Русские войска закрепились на рубеже Холм — Владимир-Волынский, 20 км западнее Брод, 15 км западнее Бучача. Германские и австрийские войска ещё несколько раз пробовали прорвать русские позиции то на одном, то на другом направлении, но без успеха. Полностью очистить владения Австро-Венгрии от русских войск германцы и австрийцы не смогли.
Боеприпасы и винтовки, оставленные русскими войсками при отступлении
Итоги
Русская армия потерпела стратегическое поражение, потеряв большую часть Галиции, Перемышль и Львов. За два месяца почти непрерывных боев наши войска оставили территорию от 100 до 300 км. 3-я армия, которая приняла первый, самый страшный удар, потеряла 140 тыс. человек убитыми ранеными и пленными. В дивизиях 8-й армии осталось по 3-4 тыс. бойцов. Всего за два месяца боев только пленными русская армия потеряла около 500 тыс. человек с 344 орудиями. Однако и для противника это не был «триумфальный марш». Только армия Макензена из первоначальных 136 тыс. человек потеряла две трети состава — 90 тыс. человек.
За 2 месяца тяжелых боев были сведены на нет все предшествовавшие успехи русской армии. Теперь русскому верховному командованию приходилось решать задачу по выводу войск из русской Польши, так как этот регион утратил роль возможного плацдарма для удара по Германии и грозил погубить находившиеся там армии.
В военном отношении главной причиной поражения русской армии стало не только превосходство австро-германских войск в силах и средствах на главном направлении, но и крупные ошибки русской Ставки, командования Юго-Западного фронта и командующего 3-й армией Радко-Дмитриева. Русское верховное командование неверно оценило обстановку перед сражением, чем предопределило поражение фронта. С начала апреля было известно, что противник готовит удар по 3-й армии, но Ставка и фронт упорно пренебрегают этими сведениями и продолжают наступление в Карпатах, вместо того чтобы перейти к обороне и перегруппировать силы и средства. Командование фронта и армии не сумело организовать подготовку и занятие оборонительных рубежей в глубине. В результате, когда германцы и австрийцы перешли в наступление, полторы русских армии (8-я и часть 3-й) оказывались глубоко завязшими в Карпатах, и не смогли быстро отойти, перегруппироваться и остановить врага. Более того, вместо того, чтобы отвести войска, выводя их из-под удара противника, имеющего огромное превосходство в тяжелой артиллерии, временно перейти к обороне, перебросить резервы и нанести мощный фланговый контрудар, Верховный главнокомандующий и командование фронта требуют от командования 3-й армии перехода в контрнаступление. Прибывающие резервы использовались по частям, по мере их подхода, поэтому слабые фронтальные контрудары не достигали цели, и приводили к неоправданно высоким потерям. Резервы были подставлены под лобовые удары врага и потрачены впустую. В дальнейшем русское командование не смогло организовать ударную группу на фланге наступавшего тарана Макензена, который мог сорвать дальнейшее продвижение противника.
Таким образом, ошибки командования (на уровне Ставки, фронта и армии) привели к тяжелому поражению русской армии, оставлению нашими войсками всей завоеванной ими ранее Галиции. В результате Горлицкого прорыва были сведены на нет успехи русских войск в кампании 1914 года и в Карпатской операции, возникла угроза окружения наших армий в Польше.
В Вене Оттокар Чернин, видный политик, будущий министр иностранных дел Австро-Венгерской империи, предположил, что тяжелое военно-политическое положение России делает возможным начало сепаратных переговоров с Петроградом. Политик считал, что мир между Центральными державами и Россией возможен на основе паритетного отказа заинтересованных сторон от всех территориальных приобретений и претензий. Чернин считал, что наступил «наиблагоприятнейший шанс» для мирного соглашения. Однако его предложение не нашло поддержки в Берлине. Кайзер Вильгельм и его окружение ещё рассчитывало на полный крах русской армии в «польском мешке», после чего можно было бы договариваться с Петроградом с позиции победителя. Шанс начать мирные переговоры был утрачен.
Западные союзники России, наконец, поняли всю опасность ситуации на Русском фронте. Выступление Италии не смогло уравновесить удара австро-германских войск на Востоке. Однако ни французская армия, ни английская армия в это время не были способны организовать быстрое и мощное наступление против Германии.
Русская пехота, вооруженная трехлинейной винтовкой образца 1891 года (винтовкой Мосина)
Начальник Генерального штаба Германии Эрих фон Фалькенхайн после завершения Горлицкого прорыва хотел завершить наступление. Поставленная цель была выполнена, русские войска отбросили от Карпат. Однако командующий ударной австро-германской группировкой Макензен и его начальник штаба фон Сект уговорили германскую ставку продолжить операцию. Мол, надо пользоваться моментом, пока русский Юго-Западный фронт разбит и не получил подкрепления.
Макензен перегруппировал свой ударный кулак к г. Ярославу. Не успела еще сильно ослабленная тяжелыми 2-недельными боями 3-я армия отойти на р. Сан, как 17 мая германские войска переправились в районе Ярослава на правый берег р. Сан и новым прорывом начали вклиниваться в расположение нашей армии. Одновременно ими была предпринята атака к югу от Перемышля, на Мосциску. Подступы к Ярославу прикрывал 24-й корпус, в котором осталась одна обескровленная 49-я дивизия. Лавины германских войск отбросили русскую дивизию за Сан и взяли город. Германский гвардейский корпус с ходу форсировал Сан и захватил плацдарм.
Армию Брусилова укрепили двумя корпусами 2-м Кавказским и 23-м, которые Ставка перебросила с Северо-Западного фронта. Командование фронта организовало контрудар между pp. Любачовка и Вишня. Удар был фронтальный, на вершину выступа германского плацдарма. Брусилов возражал, говорил, что это неразумно, вернее бить с флангов, под основание. Но штаб фронта настоял на своём и ошибся. Несмотря на организованный контрудар 3 русскими корпусами, германскую армию не удалось отбросить. Русские свежие части пошли в лобовую атаку и были повыбиты пулеметно-артиллерийским огнем. Русские войска не смогли продвинуться, только зря потратили людей.
В результате крепость Перемышль оказалась в исходящем угле русского расположения и с трех сторон охватывалась войсками противника. От Перемышля на восток вела одна единственная железная дорога. Германцы нацелились с севера и юга выйти к станции Мосциска (Мостиска), чтобы перехватить магистраль и окружить гарнизон крепости.
Совсем недавно, в конце марта мощная крепость Перемышль, в результате почти полугодовой осады и упорных боев, стала, наконец, русской. И вот её пришлось так быстро отдать. Деникин писал о битве под Перемышлем: «11 дней жестокого боя 4-й Железной дивизии… 11 дней страшного гула немецкой артиллерии, буквально срывающей целые ряды окопов вместе с защитниками их… И молчание моих батарей… Мы почти не отвечали — нечем. Даже патронов на ружья было выдано самое ограниченное количество. Полки, истощенные до последней степени, отбивали одну атаку за другой — штыками или стрельбой в упор; лилась кровь, ряды редели, росли могильные холмы.. Когда после трехдневного молчания нашей единственной 6-дюймовой батареи ей подвезли 50 снарядов, об этом сообщено было по телефону немедленно всем полкам, всем ротам; и все стрелки вздохнули с радостью и облегчением». «В первый единственный раз я видел храбрейшего их храбрых Маркова в состоянии, близком к отчаянию». Марков выводил из-под вражеского огня остатки 13-го полка, а рядом шёл командир 14-го. Осколком снаряда ему снесло голову. Туловище, из которого хлестала кровь, стояло ещё несколько мгновений. А Марков, залитый кровью товарища, зашагал дальше.
Русские артиллеристы
Фактически мощной крепости (целого укрепрайона, который пришлось брать русской армии) уже не было. Форты были разоружены, многие укрепления разрушены, большинство орудий и запасы вывезли. В Перемышле оставалось только часть артиллерии и несколько тысяч ополченцев охраны. Удержать крепость в таких условиях, при остром дефиците снарядов, не было ни малейшей возможности. Перемышль не был готов к длительной осаде, не было боеспособного гарнизона, укрепление не были восстановлены, нужных запасов не было. Однако взятие Перемышля в марте 1915 года было использовано для широкой пропагандистской кампании. А теперь крепость необходимо было отдавать. Резонанс получался большим: враги получали отличный пропагандистский повод, подрывался престиж русской армии перед союзниками, российская либеральная общественность получала повод покричать о недостатках режима и армии.
В результате военные вопросы оказались связаны с большой политикой. Поэтому комендант Перемышля то получал приказ грузить оставшуюся артиллерию и запасы на эшелоны, то вернуться на позиции. Комендант Делевич попросил дать четкий приказ: драться или эвакуироваться? Об этом же запрашивал и Брусилов. Но командование фронта ответило уклончиво: то «смотреть на Перемышль только как на участок фронта, а не на крепость», то «удерживать, но не защищать во что бы ни стало». К приходу противника в Перемышле уже не осталось более или менее боеспособных войск, только несколько рот ополченцев с запасниками-прапорщиками вместо командиров. Поэтому фактически сражения за город не было. Подразделения противника стали просачиваться в город, и в ночь на 3 июня Брусилов приказал оставить крепость. Сапёры взорвали самые сильные форты.
3 июня 1915 года войска генерала Макензена, практически не встречая сопротивления, вошли в крепость. Тем временем в это же время на левом крыле Юго-Западного фронта 11-я армия медленно, с постепенными упорными боями арьергардного характера, отходила за р. Днестр, на участок Миколаев — Галич, левее ее расположения 9-я армия своим правым флангом — на Тысменицу, а левый фланг оставался на месте у румынской границы.
Резонанс от падения Перемышля был большим. Российская общественность возмущалась, союзники «сочувствовали», а германские и австрийские газеты трубили о колоссальной победе. Хотя тот же Брусилов считал, что армия только избавилась от тяжелой и ненужной обузы. Крепость не была готова к длительной осаде, её необходимо было оставить, чтобы не погубить войска. Фронт сокращался на 30 километров, у Брусилова теперь было достаточно войск, и он планировал остановить врага.
Однако в штабе фронта думали иначе. Иванов и его штаб считали, что кампания проиграна, враг вот-вот ворвется на Украину и нужно готовить к обороне уже Киев. Надо отметить, что Иванов и его штаб просто повторили мысли Драгомирова, который ещё 7 мая писал в служебной записке направленной комфронту: «Наше стратегическое положение безнадежно. Наша линия обороны очень растянута, мы не можем перемещать войска с необходимой скоростью, а сама слабость наших войск делает их менее мобильными; мы теряем способность сражаться. Перемышль следует сдать — вместе со всей Галицией. Немцы неизбежно ворвутся на Украину. Киев должен быть укреплен. Россия должна прекратить всякую военную активность до восстановления своих сил». Тогда Драгомирова за такие мысли изгнали из штаба фронта, перевели в Ставку, в распоряжение Верховного Главнокомандующего.
Верховное командование было уверено, что на южном фланге противник собирает ещё более мощную ударную группировку, ожидало «главного удара» с юга. Считалось, что с юга германские и австрийские войска попытаются окружить весь фронт. У Брусилова стали забирать войска. Указали на то, что Перемышль пал, поэтому это направление становится второстепенным. 5-й кавказский корпус передали в 3-ю армию, 21-й корпус вывели во фронтовой резерв. 2-й кавказский и 23-й корпуса перебросили в 9-ю армию, где ожидали нового удара противника. Затем остатки 3-й армии передали Северо-Западному фронту. Брусилов протестовал, указывал, что ослабленная армия не удержит и Львов. Но его не послушали. Противник немедленно воспользовался ослаблением армии Брусилова и усилил давление на львовском направлении.
Отход из Галиции
С потерей рубежа Сана и Перемышля русские армии Юго-Западного фронта вынуждены были при дальнейшем отходе двигаться к собственным границам по расходящимся направлениям. В тылу не было заранее подготовленной оборонительной позиции, на которой можно было задержать противника. А состояние войск и постоянное давление противника не позволяли удержать восточную часть Галиции. Командование фронта во главе с Ивановым находилось в моральном упадке и потеряло управление армиями. Верховное командование не решилось отрешить от управления царского любимца. Только передало сначала 4-ю армию, а затем и 3-ю армию в состав Северо-Западного фронта, так как они теперь были более связаны с фронтом Алексеева. Комфронта Иванов сформировал особую группу войск из пяти корпусов под командованием генерала Олохова в промежутке между 3-й и 8-й армиями, в районе Любачува. Но эта мера не привела к успеху. Плохо организованная группа Олохова не смогла выправить положение.
В начале июня 1915 г. Макензен ослабил давление на русскую армию. Это было связано с необходимостью наладить тыловые коммуникации и отчасти с объявлением 24 мая Италией войны Австро-Венгрии. Австро-венгерское командование первоначально хотело перегруппировать силы и перебросить значительные контингенты на итальянскую границу, предоставив дальнейшую борьбу с русскими в Галиции германцам. Однако итальянцы оказались плохими солдатами, не смогли использовать внезапность нападения и большое численное превосходство. В результате даже второстепенные численно более слабые австро-венгерские дивизии остановили итальянское наступление. Нужда в значительной перегруппировке сил отпала. Хотя Вена и сняла часть сил с Русского и Сербского фронтов, но не так радикально как планировала сначала.
3 июня в Силезии, в замке Плесс прошло военное совещание германских и австрийских руководителей. На встрече присутствовали кайзер Вильгельм II, начальник германского генштаба Фалькенхайн, фельдмаршал Гинденбург, генералы Людендорф, Гофман, Макензен, начальник австро-венгерского Генштаба генерал фон Гётцендорф. Германское верховное командование колебалось: Гинденбург успешно развивал операцию против Риги, на Западном фронте зашевелились союзники, поэтому германское верховное командование боялось увязнуть на Русском фронте глубоко между территорией Польши и Волыни. Фалькенхайн отмечал: «Русские могут отступать в огромную глубину своей страны, но мы не можем преследовать их бесконечно». С другой стороны, соблазняла возможность нанести решительное поражение русской армии, перебросив значительные силы из Галиции на брест-литовское направление, и этим маневром вместе с армиями Гинденбурга, наступающими с севера сомкнуть кольцо вокруг русских армий в Польше. Гинденбург убеждал, что есть реальная возможность окружить русские армии в «польском мешке». В итоге надежда нанести окончательный удар России взяла вверх. Хотя в конечном итоге оказался прав Фалькенхайн: окружить русские армии не выйдет, война затянется.
С середины июня войска Макензена возобновили наступление. Вокруг Львова сжимались тиски трёх армий: с севера наступала 11-я германская армия генерала Макензена, с запада 3-я австро-венгерская, с юга подходила 2-я австро-венгерская. Из города начали эвакуацию тыловых учреждений. 22 июня противник перехватил железные дороги на Варшаву и Миколаев, остались лишь дороги на Дубно и Галич. Наши войска оставили Львов. После потери Львова, Иванов отдал директиву об отходе 3-й армии с группой Олохова в русскую Польшу — на фронт Люблин — Владимир-Волынский, 8-я и 11-я армии отходили в сторону Киевского округа, 9-я армия должна была соотносить свой фронт с положением 11-й армии.
Ситуация оставалась тяжелой. Командующий фронтом Иванов оказался не на своем месте. Но он был любимцем царя, имел большие связи при дворе. Любила его и общественность. Поэтому его оставили на своём посту. Войска были деморализованы. Поражение, отступление, потеря городов и территорий, которые с таким трудом были заняты, нехватка боеприпасов и тяжелые потери подрывали дух солдат. Кто-то начинал паниковать, веря слухам об обходах противника. Некоторые подразделения, полностью обессиленные и деморализованные, сдавались. Другие при первом же натиске врага, артиллерийском обстреле впадали в панику, бросали позиции и бежали. К снарядному голоду добавилась нехватка винтовок. Пока наступали, винтовок хватало, подбирали оружие убитых и раненых, захватывали трофеи. Во время отступления заменить потери было нечем. Маршевые пополнения прибывали с голыми руками, что ещё более усиливало негативный настрой в армии. При полках появлялись целые команды безоружных солдат.
Брусилов был вынужден отдать приказ, который походил на схожие указания во время будущей Великой Отечественной войны. Генерал писал, что фронт приблизился к границам России, отступать дальше нельзя. «Пора остановиться и посчитаться наконец с врагом как следует, совершенно забыв жалкие слова о могуществе неприятельской артиллерии, превосходстве сил, неутомимости, непобедимости и тому подобном, а потому приказываю: для малодушных, оставляющих строй или сдающихся в плен, не должно быть пощады; по сдающимся должен быть направлен и ружейный, и пулеметный огонь, хотя бы даже и с прекращением огня по неприятелю, на отходящих или бегущих действовать таким же способом…».
Жесткие меры помогли. 8-я армия Брусилова остановилась, первая на фронте. Враг больше не смог продвинуться. На южном фланге 11-я и 9-я армии отошли на линию Днестра и его притоков. Русские войска закрепились на рубеже Холм — Владимир-Волынский, 20 км западнее Брод, 15 км западнее Бучача. Германские и австрийские войска ещё несколько раз пробовали прорвать русские позиции то на одном, то на другом направлении, но без успеха. Полностью очистить владения Австро-Венгрии от русских войск германцы и австрийцы не смогли.
Боеприпасы и винтовки, оставленные русскими войсками при отступлении
Итоги
Русская армия потерпела стратегическое поражение, потеряв большую часть Галиции, Перемышль и Львов. За два месяца почти непрерывных боев наши войска оставили территорию от 100 до 300 км. 3-я армия, которая приняла первый, самый страшный удар, потеряла 140 тыс. человек убитыми ранеными и пленными. В дивизиях 8-й армии осталось по 3-4 тыс. бойцов. Всего за два месяца боев только пленными русская армия потеряла около 500 тыс. человек с 344 орудиями. Однако и для противника это не был «триумфальный марш». Только армия Макензена из первоначальных 136 тыс. человек потеряла две трети состава — 90 тыс. человек.
За 2 месяца тяжелых боев были сведены на нет все предшествовавшие успехи русской армии. Теперь русскому верховному командованию приходилось решать задачу по выводу войск из русской Польши, так как этот регион утратил роль возможного плацдарма для удара по Германии и грозил погубить находившиеся там армии.
В военном отношении главной причиной поражения русской армии стало не только превосходство австро-германских войск в силах и средствах на главном направлении, но и крупные ошибки русской Ставки, командования Юго-Западного фронта и командующего 3-й армией Радко-Дмитриева. Русское верховное командование неверно оценило обстановку перед сражением, чем предопределило поражение фронта. С начала апреля было известно, что противник готовит удар по 3-й армии, но Ставка и фронт упорно пренебрегают этими сведениями и продолжают наступление в Карпатах, вместо того чтобы перейти к обороне и перегруппировать силы и средства. Командование фронта и армии не сумело организовать подготовку и занятие оборонительных рубежей в глубине. В результате, когда германцы и австрийцы перешли в наступление, полторы русских армии (8-я и часть 3-й) оказывались глубоко завязшими в Карпатах, и не смогли быстро отойти, перегруппироваться и остановить врага. Более того, вместо того, чтобы отвести войска, выводя их из-под удара противника, имеющего огромное превосходство в тяжелой артиллерии, временно перейти к обороне, перебросить резервы и нанести мощный фланговый контрудар, Верховный главнокомандующий и командование фронта требуют от командования 3-й армии перехода в контрнаступление. Прибывающие резервы использовались по частям, по мере их подхода, поэтому слабые фронтальные контрудары не достигали цели, и приводили к неоправданно высоким потерям. Резервы были подставлены под лобовые удары врага и потрачены впустую. В дальнейшем русское командование не смогло организовать ударную группу на фланге наступавшего тарана Макензена, который мог сорвать дальнейшее продвижение противника.
Таким образом, ошибки командования (на уровне Ставки, фронта и армии) привели к тяжелому поражению русской армии, оставлению нашими войсками всей завоеванной ими ранее Галиции. В результате Горлицкого прорыва были сведены на нет успехи русских войск в кампании 1914 года и в Карпатской операции, возникла угроза окружения наших армий в Польше.
В Вене Оттокар Чернин, видный политик, будущий министр иностранных дел Австро-Венгерской империи, предположил, что тяжелое военно-политическое положение России делает возможным начало сепаратных переговоров с Петроградом. Политик считал, что мир между Центральными державами и Россией возможен на основе паритетного отказа заинтересованных сторон от всех территориальных приобретений и претензий. Чернин считал, что наступил «наиблагоприятнейший шанс» для мирного соглашения. Однако его предложение не нашло поддержки в Берлине. Кайзер Вильгельм и его окружение ещё рассчитывало на полный крах русской армии в «польском мешке», после чего можно было бы договариваться с Петроградом с позиции победителя. Шанс начать мирные переговоры был утрачен.
Западные союзники России, наконец, поняли всю опасность ситуации на Русском фронте. Выступление Италии не смогло уравновесить удара австро-германских войск на Востоке. Однако ни французская армия, ни английская армия в это время не были способны организовать быстрое и мощное наступление против Германии.
Русская пехота, вооруженная трехлинейной винтовкой образца 1891 года (винтовкой Мосина)
Автор Самсонов Александр
СТАТЬИ ИЗ ЭТОЙ СЕРИИ:
Кампания 1915 года
Военные планы Антанты и Центральных держав на 1915 год
Гибель 20-го русского корпуса
«Резиновая война» в Карпатах
Сражение за Прасныш
Итальянский «шакал» вступает в войну
Битва на Изонцо
Вторая битва при Изонцо
Германия поворачивает на восток
Босфорская приманка для России
Горлицкий прорыв
Поражение 3-й армии Радко-Дмитриева. Гибель 48-й «Стальной» дивизии генерала Корнилова
Комментариев нет:
Отправить комментарий