«Мальчик для битья» Первой империи

Фрагмент картины Шарля Тевенена (1764–1838) «Ожеро на Аркольском мосту, 15 ноября 1796», 1798 г.
Бой при Арколе — сражение в Войне первой коалиции. Исход битвы позволил Бонапарту возвратить
все утерянные позиции и продолжить закрепление в Северной Италии

Про французского маршала Пьера Ожеро (1757–1816) часто пишут, что тот был «туп, мало что умел, да ещё был нагл, груб и тролль». QEBEDO подозревает, что это — происки сочинителей-недоброжелателей, иначе как Ожеро умудрился стать маршалом Франции?

Среди «недоисторегов» наполеоники, которые старательно переписывают друг у друга копипасту из Тарле, Википедии и «Наполеона для детей», бытует «снисходительно-учморительное» отношение к маршалу Ожеро — дескать, парень был туп, мало что умел, да еще был нагл, груб и тролль». На вопрос же, почему такое стрёмное существо стало маршалом Франции, отвечают, снисходительно пожав плечами — Буонапарте-де был ему благодарен за один-единственный раз у Кастильоне, причем «всю жисть, всю жисть»... В общем, снова и снова удручающее нежелание думать и способность лишь тупо копипастить друг друга.

Надобно заметить, что репутация такая сложилась даже среди многих современников Ожеро, и виной тому была одноклеточность сознания французов, для которых человек, который не умеет (точнее, не желает — но для лягушатнегов никогда не существовало подобного различия) на людях правильно сморкаться, разговаривает громко и не стесняется употреблять «грубые простонародные слова» — это преступник, подлежащий немедленной моральной смерти. Его обвиняют во всех смертных грехах сразу — глупости, злобе, разврате и «неумении себя держать». Яркая иллюсртация сего тезиса — нападки на Ожеро в мемуарах герцогини д`Абрантес, которую возмутило громко выраженное «в неправильных словах» удивление маршала по поводу того, что ее муж, Жюно, сидел на балу и ждал, скучая и не уезжая домой, пока жена не натанцуется вдоволь. Ожеро постебался над такой «мужской преданностью» и тут же на весь зал призвал свою «дражайшую подругу» словами вроде «эй ты, слышь, пошли-ка домой!». Естественно, что после такого «преступления» г-жа Жюно поспешила заклеймить маршала как человека феерически грубого, аморального и беспринципного, да к тому же еще и тупого, а до кучи еще и уродливого («его нос заглядывал в его рот»)...

А всё дело в характере и обостренном чувстве независимости, с которым Шарль Пьер Франсуа Ожеро родился в 1757 году. Детство, юность и молодость его покрыты завесами тайн, в основном из-за того, что все его документы пропали во время ареста в Португалии (см. ниже), и основным источником сведений о них были рассказы самого Ожеро, который любил приврать. Отец его был то ли торговцем фруктами, то ли лакеем, то ли каменщиком, а мать (немка) — «то ли» торговкой фруктами. 17 лет Шарль Пьер поступил в армию — сам говорил, что в конный полк Месье (брата короля), на самом деле — в ирландский полк Сент-Клэра. И-за какой-то истории (он утверждал, что романтической дуэли с офицером) бежал из Франции — говорил, что в Россию, где воевал с турком (но по датам никак не сходится), а затем в Пруссию, где поступил на службу в «гвардейский полк» (на самом деле — в полк принца Генриха), где, якобы, его заметил сам Старый Фриц, заявивший «жаль, что он не немец, а то далеко пошел бы». Из-за этой «бесперспективности»-де Ожеро и сбежал из прусской армии в Саксонию, где зарабатывал уроками фехтования, а в 1781 году, после объявления королевской амнистии для всех дезертиров, вернулся во Францию и завербовался в полк карабинеров. Там у него «наконец-то получилось» — его сделали сержантом и как образцового инструктора (всё по фехтованию же) отправили в Неаполитанское королевство с военной миссией.

Но кому суждено утонуть — того не повесят. Не смог Шарль Ожеро стать образцовым унтером — он влюбился в Жозефину Граш и убежал с нею аж в Португалию, где они жили вплоть до 1792 года, когда революционные события во Франции привели к тому, что «учителя фехтования» арестовали как «якобинского шпиона». Жена смогла организовать его побег, но всё имущество и документы пришлось бросить в Португалии. А поскольку кроме фехтования и службы Ожеро к своим 35 годам ничего более не умел, он завербовался в кавалерийский Немецкий легион (от мамы и после жизни в Пруссии и Саксонии он хорошо изъяснялся по-немецки). Легион направили в Вандею, где большая его часть позорно дезертировала, а оставшиеся, как Ожеро, даже попали на время «в узилища». Выйдя, он поступает в 11-й гусарский и служит там вагенмейстером — унтером, отвечающим за получение и отправку всей корреспонденции, казенной и личной (что как-то плохо вяжется с утверждениями, будто он получил «только самое общее образование»), а позднее становится офицером и адъютантом генерала Россиньоля. Более того — затем Ожеро попадает в Тулузу, к генералу Марбо (отцу знаменитого мемуариста), который занимался формированием воинских частей, и становится у него главным аджюданом (полковником штаба). Либо образования всё-таки было побольше, либо он был способный самоучка. Ну и именно у Марбо за какие-то неизвестные заслуги Ожеро становится в итоге бригадным генералом.

Тут наконец заканчивается авантюристическая часть биографии будущего маршала Франции и начинается вполне себе задокументированная военная карьера. Генерала Ожеро переводят в армию Восточных Пиренеев, под команду генерала Дюгоммье, взявшего Тулон, где он получает под команду дивизию. Видимо, он не знал еще тогда, что почти все мемуаристы и историки будут считать его посредственностью — его дивизия вносит значительный и решаюший вклад в победы у Булу, Сан-Лоренсо-де-ла-Муга и Сьерра-Негра. А когда в 1795 году испанцы выходят из войны, подписав Базельский мир, дивизию Ожеро перебрасывают в Итальянскую армию, где он снова отличается в сражении у Лоано.

В общем, на момент прибытия в армию нового командующего, некоего Буонапарте, Шарль Ожеро — вполне заслуженный и уважаемый боевой генерал. Легендомифы о том, что он кричал и пищал «кто этот нафиг выскочка?!», а когда «выскочка» зашел на военный совет, то под взглядом его убийственным снял шляпу и стушевался — это мифолегенды, ибо не было никакого «сбора комдивов» Итальянской армии, дивизии были разбросаны от Савойи до Средиземного моря. Даже спустя годы мстительный и говнистый с теми, кто его «предал», Буонапарте напишет в своих «меамурах» такой портрет: «Он совсем не имел образования, не умел вести себя, ум его был ограниченным, но среди солдат он поддерживал порядок и дисциплину и был ими любим. Атаки он производил правильно и в должном порядке, хорошо распределял свои колонны, хорошо расставлял резервы и дрался с неустрашимостью. Но все это продолжалось какой-нибудь день. Победитель или побежденный, он к вечеру обычно падал духом — не то по свойству своего характера, не то вследствие малой расчетливости и недостаточной проницательности своего ума». Не очень-то похоже на «посредственность», не так ли?

Про любовь солдат, кстати, пишут и многие другие — в отличие от Массены, например, солдаты Ожеро обожали. Но что самое интересное — к нему хорошо относились и местные жители тех районов, по которым проходили его войска. Описанный как «пребольшой вор и грабитель», маршал, по свидетельству того же Марбо-младшего всячески старался сгладить конфликты и не давить на слишком больные места мирных жителей. Кстати, и о «грубости» Марбо тоже пишет — бьет себя в грудь, что из пяти маршалов, у которых служил (Ожеро, Ланн, Массена, Удино и Сен-Сир), именно Шарль Пьер был наиболее вежлив, радушен и внимателен к своим подчиненным. Так что «солдатская грубость» в светских салонах и на официальных приемах была сознательной маской, которой маршал троллил окружающих в силу независимости и вредности характера.

При Лоди, Кастильоне и Арколе дивизия Ожеро отличается вновь. Перед Кастильоне вообще все генералы, в том числе и сам Буонапарте, высказались за отход, но Ожеро заявил всем им — идите куда хотите, а я со своей дивизией буду драться хоть в одиночестве. И на следующий день дрался так, что Буонапарте, делая его потом маршалом, дал ему и титул герцога Кастильоне.

Но в отличие от «грубости», «необразованности» и «военной посредственности», у Шарля Ожеро был один настоящий порок — он любил лезть в политику, да еще был крайним левым, другом Гракха Бабёфа. Посему когда в Париже Директории потребовалась сила для предотвращения роялистского мятежа (во главе «партии Клиши» стояли один из Директоров, Бартельми, военный министр Карно, президент Совета пятисот Пишегрю), Буонапарте послал в Париж генерала Ожеро, который, приняв командование Парижской дивизией, арестовал всех «подозрительных» 18 фрюктидора 1797 года. Это ненадолго делает Ожеро «большим человеком» в республике — он назначен командовать сперва армией Самбры и Мааса, затем Рейна, потом заседает в Совете пятисот (сидя там с «левой», якобинской стороны). Переворот 18 брюмера он встретил прохладно и всяко ругал Буонапарте, который предпочел его задобрить, назначив командующим Батавской армией, с которой Шарль Пьер уже совершенно самостоятельно выигрывает в 1800 году кампанию во Франконии и сражение у Бург-Эбераха. В 1801 году злобные нападки на консульство приводят к отставке Ожеро, и некоторое время он болтается в Парижах без дела.

Но Буонапарте не забывал этого «никчемного, пустого, грубого, жадного и бездарного» генерала, и в 1804 году сделал его маршалом Империи. Тут он попал в цель — независимости и задиристости Ожеро польстили почести, титулы и деньги, и он «помягчал» и в публичных высказываниях, и в личных отношениях с императором. А в 1805 году он — единственный, кроме Массены, кто не командует под руководством Буонапарте корпусом в армии, а действует со своим VII корпусом совершенно независимо в Тироле (в горах!) против генерала Елачича, какового, к слову, успешно и побивает у Дорнбирна. В 1806 году корпус Ожеро отличается при Йене, в 1807 году — у Эйлау; правда, из-за внезапного каприза погоды (сильная метель, скрывавшая движение дивизий, внезапно прекратилась) почти весь корпус уничтожен картечью, а сам Ожеро ранен и уезжает «в столицы на лечение».

И еще две истории про «жадность, стяжательство и грубость». Маршал Ланн (к слову, настоящий сквернослов — от него никто не слышал и пары фраз без «мать, млять, драть-колотить», да и на императора он позволял себе орать в голос, не говоря уже о коллегах и подчиненных), формируя гвардию, превысил отпущенные из казны средства для обмундирования на 300 тыс. франков. Буонапарте решил устроить показательную порку — либо через 8 дней деньги в казну будут возвращены, либо военный суд! Узнав про это, Ожеро внес требуемые деньги в казну за Ланна. Но ежели с Ланном они были хотя бы друзья и «старые боевые товарищи», то Бернадота Ожеро знал так себе. Тем не менее, узнав о трудностях с деньгами последнего, предложил ему беспроцентный займ на 5 лет в 200 тыс. франков, шокировав маршальшу Дезире Клари заявлением, что с него хватит «удовольствия оказать услугу».

Да, Шарль Пьер любил «покобелировать», особенно после смерти своей первой, горячо любимой жены, и за это его жестко лупит в мемуарах Тереза Фигёр, подруга и компаньонка мадам Ожеро. Но вряд ли это тот недостаток, из-за которого можно сурово осуждать мужчину, метая в него громы и молнии. Тем паче, что мадам Граш долго и тяжело болела свои последние годы, и муж пытался «снять стресс и напряжение», тем паче что длительных серьезных романов у него не было, одни быстротечные интрижки с «женщинами невысокого социального положения».

В 1810 году император решил направить его в Каталонию, где дела шли не очень чтобы. Ожеро прибыл на место, разобрался в ситуации и начал наведение порядка по пунктам:

1. Жестокий бой расплодившейся при его предшественнике Дюэме коррупции — под следствие попали около 200 чиновников;
2. Амнистия всем политическим эмигрантам и сражающимся против Франции;
3. Создание каталонских органов МСУ;
4. Вывешивание во всех официальных местах наряду с французским и каталонского флага;
5. Собрание Совета старейшин Каталонии;
6. Выпуск местной газеты;
7. Налоговая реформа.

Неплохо для глупого и необразованного человека? В общем, каталонцы в своих «каталановикиях» его очень любят до сих пор. Правда, глухо и неконкретно упоминаются (уже не у каталонских авторов) какие-то «запятнывающие жестокости», что и не странно в атмосфере партизанской войны. Но Буонапарте, как известно, инициативу ненавидел, особенно в сфере госуправления, и все эти начинания встретил в жесткие штыки. А после того, как Ожеро потерпел практически первое в своей карьере серьезное поражение у Вильяфранки и у Манреса, провалив наступление на Таррагону и отойдя в итоге до самой Жироны, император сменил его на посту губернатора и командующего корпусом на маршала Макдональда. Что самое забавное — губернатор Макдональд пришел в итоге к созданию программы преобразований, жутко похожей на программу губернатора Ожеро...

Впрочем, Буонапарте, не простивший Массене, например, неудачи в Португалии и не назначавший того более ни на какие посты в армии, или так и не прекративший крысится на Жюно после конвенции в Синтре, Ожеро и пальцем не тронул (неужели боялся? а вдруг уважал?) — в 1812-1813 году он командует резервным XI корпусом в Германии. Незадолго перед Лейпцигом Буонапарте упрекал его, что «он уже не сражается так, как при Кастильоне», на что не лазающий за словом в карман маршал ответил: «А вы дайте мне старых солдат Итальянской армии — и увидите». Тем не менее, в самом сражени при Лейпциге его корпус дрался умело и отважно, и после великого драпа, в 1814 году, Буонапарте снова доверяет герцогу Кастильоне отдельное командование — он должен защищать проходы из Швейцарии во Францию и прикрывать Лион. Там он, видимо, 18 марта 1814 года должен был совершить военное чудо — с 12 000 человек остановить 40 000 австрийцев. Но не совершил, оставил Лион и «учинил предательство» — призвал свой корпус надеть белые кокарды и присягнуть Бурбонам. А когда уже низложенный император катился на Эльбу, они с Ожеро встретились и, по свидетельству очевидцев, грязно поругались. За сие в 1815 году Буонапарте ему «жистоко отмстил» — отказал в службе, обозвал «главной причиной поражения в 1814 году» (вот это да! свой личный фееричный слив император, видимо, уже позабыл) и с позором изгнал из маршалов Франции. Вернувшиеся Бурбоны тоже никаких плюшек ему не дали, хотя сохранили звание пэра Франции и поместье Ля-Уссэ, в каковом маршал Шарль Пьер Ожеро и скончался в 1816 году.