Как еврейские банкиры и С.Ю. Витте угробили Российскую империю

Чт, 30/04/2015 - 09:04 — Администратор

Опыт прошлого свидетельствует, что использование Россией приемов мировых финансовых «напёрсточников» неминуемо ведет к краху. После прочтения этого материла, вряд ли кто-то усомнится, что С.Ю. Витте постепенно, но  последовательно передавал экономическую власть в стране фининтернационалу…

В особо секретном железном шкафу, стоявшем до революции в кабинете директора Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов на Дворцовой площади в Петрограде, хранилось дело, о котором знали лишь очень немногие чины  ведомства… Его можно было бы назвать “О попытке Русского Императорского Правительства идти к соглашению с международным еврейством на предмет прекращения революционной деятельности русских евреев”»   «В Министерстве финансов свили себе гнездо все ультрарадикалы, и люди, как те, которые орудуют в Министерстве финансов, прикрытые разными минами, положительно опасные люди… Всё это вместе, если соединить со страшною подпольною силою берлинских и петербургских евреев в Министерстве финансов, не только далекое, но близкое будущее рисует в ужасных красках. Тут, кроме экономического разорения России, угроза постоянная, что революционная и анархистская партия разрушения будет иметь в финансовом мире почву для своих действий на народ и для разрушительных своих замыслов. Вот почему так важен вопрос…, кто будет во главе финансового ведомства?

Широкие круги общества полагают, что международная политика делается исключительно дипломатами, путем дипломатических нот, секретных переговоров, речей на международных конференциях и в ООН. Между тем правительства нередко прибегают к помощи своих финансовых органов, чтобы оказать давление на экономику враждебной страны и тем добиться от нее нужных уступок. Для этого они пользуются как своими банками, так и иностранными банкирами, являющимися их корреспондентами. Последний путь удобнее, т.к. он не связывает правительство официальными заявлениями. 

Так после Второй Мировой войны писал А.В. Давыдов (1881-1955), посвященный участник закулисных мероприятий специальной организации, созданной в Министерстве финансов Российской Империи на исходе XIX столетия.

Однако, прежде, чем приоткрыть завесу над наиболее секретными ее операциями, необходимо понять, кто, почему и как обратился в России к этому новому виду оружия эпохи международного финансового капитала, не снятого с боевого дежурства и до сих пор, лишь модернизированного, еще сильнее централизованного при одновременно тщательнейшим образом замаскированных связях центра и периферии.

«ГЕНИАЛЬНЫЙ ДИЛЕТАНТ»

Одним из тех, крупных государственных деятелей, которые достались Императору Николаю II в наследство от отца, былС.Ю. Витте (1849-1915).

Обращение к некоторым фактам его биографии и деятельности опрокидывает такие установившиеся по отношению к истории России «общеизвестные истины», как «самодержавный произвол»; бюрократическая, основанная на строгой иерархичности, система управления; «угнетенное положение евреев».

Знавший Сергея Юльевича еще в начале его государственного поприща, личный друг ИмператораАлександра III, а впоследствии пользовавшийся доверием Его Царственного Сына, издатель и редактор «Гражданина» князьВ.П. Мещерский (1839-1914) высоко оценивал способности этого человека.

«Я познакомился с ним, – вспоминал Владимир Петрович, –в кабинете министра финансов Вышнеградского в конце 80-х годов. Вышнеградский, кроме большого творческого ума обладал способностью находить подходящих для его трудной и кипучей работы людей… Витте был начальником Юго-Западных железных дорог и жил в Киеве. На этой должности он составил себе имя выдающегося администратора, и Вышнеградский на нем остановился, чтобы ему поручить новое учреждение департамента железнодорожных дел. Витте с огненной энергией принялся за порученное ему дело и так исполнял свои обязанности, как все начальники частей Министерства и как сам Вышнеградский, – работая как вол. Вышнеградский напоминал мне одной особенностью министра юстиции давно минувших дней, графа Панина, находившего, что самая блестящая работа подчиненного есть только исполнение служебного долга, и потому никогда не хвалившего своего подчиненного. Вышнеградский тоже был скуп на хвалу своим подчиненным, и только блестящие способности, проявленные Витте, дозволили ему в разговоре со мной сказать про него: “Да, это хорошая голова”. Дальше этого похвала его не пошла. И вот с этой “хорошей головой” мне пришлось познакомиться в кабинете Вышнеградского. Я увидел перед собой высокого роста, хорошо сложенного, с умным, живым и приветливым лицом человека, который всего сильнее впечатлил меня полным отсутствием всякого подобия чиновнического типа; это сказывалось наглядно в отсутствии двух черт, отличающих одного чиновника от другого: деланной приниженности и деланного самопоклонения. Витте мне сразу стал симпатичен своей естественностью, безыскусственностью в проявлении им своей личности. В черном сюртуке, развязный и свободный в своей речи и в каждом своем действии, он мне напомнил наружностью английского государственного человека…

Ум его был живой, оригинальный, порой глубокий, порой тонкий и в то же время любознательный и пытливый… Витте умел слушать, и внимательно слушать, причем главная прелесть беседы с ним заключалась в том, что он необыкновенно быстро схватывал высказываемую мысль, и растягивать речь для ее пояснения не было никогда надобности… Во время беседы он всегда был скромен, в споре всегда проявлял уважение к возражению или к опровержению и никогда не выходил из спокойного и беспристрастного отношения к вопросу и к собеседнику. Мне казалось, что он слушал, желая поучиться, особливо в области государственной жизни в Петербурге, которая ему была мало знакома… Таким был С.Ю. Витте в то время, когда он начинал тихо, скромно свою служебную карьеру в Петербурге.

Однако уже в то время можно было заметить амбициозность этого молодого человека. Именно «под него» при Министерстве финансов был учрежден Департамент железнодорожных дел, директором которого он согласился быть лишь при условии выравнивания жалованья. Дело в том, что в качестве управляющего частным Обществом Юго-Западных железных дорог Сергей Юльевич получал 50 тысяч в год; содержание же директора Департамента составляло только 8 тысяч. «Недостающие» 42 тысячи согласился выплачивать Император Александр III.

Несомненно, С.Ю. Витте был человеком очень умным и, в известном смысле, крупной личностью. Некоторые, говоря о нем, употребляли не только слово талант, но даже гениальность[3]. Другие, правда, делали существенное уточнение: гениальный дилетант[4]. Однако сыграть в истории по-настоящему выдающуюся роль ему помешала крайние честолюбие, амбициозность и самолюбие. (То же, кстати, можно сказать о современнике графа – А.И. Гучкове. Или уже о нашем современнике – «хромом бесе»А.Н. Яковлеве).

Уже упоминавшийся нами кн. В.П. Мещерский подметил те качества, которые, в конце концов, помешали С.Ю. Витте стать в России по-настоящему крупной государственной фигурой: «…Умственные прелести Витте исходили от ума, в котором слышался самородок…, но в то же время в нем слышался недостаток государственного образования. Он очень слабо владел французским языком, совсем не знал немецкого и с европейским умственным миром был знаком только посредством нескольких переводных отрывков, а литература, кроме научной и его специальности, литература всего образованного мира и русская, мир искусств, знаний истории – все это было для него чужое и очень мало известное. …Как бы даровит ни был его ум, эти крупные пробелы в его образовании сказались после, когда он занял высокое положение в государственной иерархии и должен был из специалиста-техника превратиться в государственного человека. Сознавая нужду в государственном образовании не только русском, но и европейском, он стал урывками заглядывать в книги, но дело служебное лишило его времени для этого государственного образования, даже русского, и когда много лет спустя, после блестяще пройденного им пути министра финансов, ему пришлось играть первую роль на сцене государственного управления, его большой ум, его дарования, его энергия не могли помешать отсутствию политического европейского образования и недостаточному знанию России, являться непобедимыми препятствиями к успеху в его новой государственной деятельности».

Не оставались эти недостатки не замеченными и другими близкими знакомыми Сергея Юльевича.

По словам близко знавшего его гр. С.Д. Шереметева, Витте «беспринципен и доверия не вызывает, но умен, очень умен и излагает свои мысли оригинально и смело… Он хозяин положения – благодаря ничтожеству других»[6]. Одновременно Шереметев отмечал «страстность и необузданность этого человека»[7]. Причем «страстность и неустойчивость при порывах и отсутствии воспитания»[8]. «Если бы под этою “силою”,– размышлял Сергей Дмитриевич, – была другая, его регулирующая и сдерживающая, которую он должен был бы “уважать”, то он был бы драгоценен. Оставленный один и, сознавая себя выше и сильнее других, подобный человек становится смутительным… И неужели никогда не выяснится для меня истинная сущность (начинка) этого удивительного, ошеломляющего человека, с его сочетанием противоречивых оказательств, то отталкивающих, то невольно захватывающих вас какою-то особою, словно магическою силою… “Чур меня”, – хотелось бы иногда сказать».

О культурном уровне Сергея Юльевича свидетельствует состав его личной библиотеки: из почти что 2,5 тысяч томов раздел «Беллетристика. Словесность» составлял всего лишь 90 книг[10]. Библиотека «делового человека американской складки», напрочь лишенного какого бы то ни было интереса к культуре не только русской, но и общечеловеческой…

Невысока была и чисто внешняя культура получившего в 1905 графское достоинство С.Ю. Витте. По свидетельству современников, он вполне мог себе позволить «проходить две недели в грязных носках».

Но было и еще нечто. Самое, пожалуй, главное. Об этом написал уже на излете государственной карьеры С.Ю. Витте успевший хорошо узнать его за этот срок журналистА.С. Суворин: «Ему чего-то недостает, чего-то недоставало, и это что-то можно назвать русским разумом, русской душою, как хотите назовите, но это недостаток существенный».

 ФИНАНСОВЫЙ УДАР

Все это Витте припомнили вскоре после его отставки со всех постов. «Министерство финансов, – писало “Новое время”, – оказалось… государством в государстве. Оно командовало собственным войском, имело свой собственный флот под особым флагом, свои железные дороги за пределами Империи, своих дипломатических представителей. Под скромным наименованием коммерческих или финансовых агентов Министерство финансов, начиная с 1893 г., держало за границей своих собственных посланников».

И это вовсе не было преувеличением. Действительно, Витте располагал весьма разветвленной сетью своих постоянных представителей в столицах крупнейших стран мира.

«Институт коммерческих агентов русского Министерства финансов за границей был учрежден еще в 1848 г. …Сразу же после вступления на пост министра финансов Витте принялся за реорганизацию этого института, влачившего до того жалкое существование… Помимо Парижа, Лондона и Берлина, было открыто агентство в Вашингтоне… Вслед за тем были учреждены агентства в Константинополе, Брюсселе, Иокогаме, а позднее и ряде других городов. В октябре 1898 г. коммерческие агенты были переименованы в агентов Министерства финансов и причислены к составу русских посольств и миссий с распространением на них всех тех прав и преимуществ, которыми пользовались за границей военные и морские агенты.

На должности агентов Витте назначил лиц, пользовавшихся его полным доверием и, как правило, имевших связи в промышленных или финансовых кругах тех стран, где им предстояло работать»[14] (имена их уже назывались и еще прозвучат в публикации).

Таким образом, Витте обзавелся собственной дипломатической службой.

Вот что решился рассказать незадолго до кончины непосредственный участник внешнеполитических манипуляций министра финансов А.В. Давыдов, потомок двух декабристов-масонов С.П. Трубецкого и А.В. Давыдова, сам также вольный каменщик высокого посвящения (33º). Цитатой из его воспоминаний мы начали нашу публикацию.

У С.Ю. Витте, по словам А.В. Давыдова, «были во всех крупных иностранных финансовых центрах свои корреспонденты в лице первоклассных банков и банкиров, через которых оно могло оказывать необходимое влияние».

Финансовым органом, который «ведал этим специальным делом», была Особенная Канцелярия по кредитной части (или кратко: Кредитная Канцелярия), находившаяся в составе Министерства финансов. Сергей Юльевич не был создателем её как таковой. Первоначально она ведала заключением государственных и железнодорожных займов и надзором за частными кредитными учреждениями. С приданием ей С.Ю. Витте новых функций в ее состав входили не просто опытные работники, но исключительно «лица, пользующиеся полным доверием начальства». Возглавил его «блестящий ученик Витте» Л.Ф. Давыдов.

Леонид Федорович Давыдов (1866-?) – действительный статский советник; камергер (1909). Член правления Русско-Китайского банка (1899), вице-директор (1905), а впоследствии директор Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов (1908-1914). (Под его началом до 1912 в этой канцелярии служил и сам автор воспоминания А.В. Давыдов.) Затем директор Русского для внешней торговли банка.

Прошлое его было весьма примечательно. Состоя в руководстве Русско-Китайского банка (справа - здание банка на Невском проспекте в Петербурге), Л.Ф. Давыдов, по свидетельству современника, «на десятки миллионов проворовался …в Русско-японскую войну… и предавал в руки японцев все русские транспорты, посылавшиеся из китайских портов с припасами в осажденный тогда Порт-Артур. По обнаруженным преступлениям его была назначена комиссия генерала [П.А.] Фролова, которая предъявила ему обвинение по 52 пунктам – делам предательства, из которых каждое заслуживало виселицы. Общий тип этих 52 “продаж Родины” был таков: судно грузилось в Шанхае 1500 тоннами припасов, заходило по пути в Читу или Киао-Чао, там принимало еще 1500 тонн грузу, затем шло “прорываться” в Порт-Артур, тут, конечно, попадало в руки японцев, всегда в одном месте; японцы отводили приз в свой порт, там о нем оставлялся точный протокол и опись груза. Из официальных японских документов затем оказывалось, что транспорт имел всего тоннажа 1500, а погружено на него было 3000 т. и груз был – железный лом и гнилые мешки! При помощи еврейских банков и золота Л. Давыдову удалось притушить это дело, но без помощи Гучкова он в последней низости по этому обвинению все-таки не обошелся! Обелял его, предателя и 52 раза изменника, в Государственной думе все тот же старообрядец Гучков-Лурье».

По словам уже цитировавшегося нами мемуариста (его ближайшего родственника), Леонид Федорович Давыдов «сам занимался приемом кандидатов на службу. После определенного срока обучения наиболее способные из них получали годовую заграничную командировку за счет казны для изучения банковского дела. Они должны были также познакомиться с “кухней” биржи, узнать методы и особенности работы отдельных банков, познакомиться с крупными представителями финансового мира, их психологией и степенью влияния на них правительственных кругов. Все эти сведения были необходимы для проведения тех секретных операций, которые входили в функции Кредитной Канцелярии».

Об одной из таких «секретных операций» поведал в изданных уже посмертно его родственниками воспоминаниях А.В. Давыдов.

Итак, пришло время, и Александр Васильевич Давыдов был послан своим родственником для обучения в берлинский банк Мендельсонов, «верных агентов русского Министерства финансов, оказавших много важных услуг С.Ю. Витте». Хозяева банка братья Роберт и Франц Мендельсоны и их двоюродный брат Павел Мендельсон-Бартольди (внук композитора) были «умнейшими, тонкими и воспитанными в старых традициях людьми» (слева - Франц и Роберт в 1930 г.). Их associé Фишель считался «самым умным банкиром Европы». Иностранным отделом банка заведовал Лебу.

«После семимесячного пребывания у Мендельсонов, – вспоминал А.В. Давыдов, – я был послан в Париж, где пять месяцев работал в Banque de Paris et des Pays-Bas. К концу моего пребывания в Париже, в августе 1911 г., международная политическая атмосфера была напряжена из-за Агадирского инцидента, и на бирже раздавались призывы: “A Berlin, à Berlin!”».

Здесь мы прервем мемуариста, чтобы напомнить о сути дела. Как и другие Марокканские кризисы, он был порожден стремлением Франции, захватившей в 1830 г. Алжир, а в 1881 г. Тунис, прибрать к рукам и соседнее Марокко. Этому, однако, препятствовала Германия, находившаяся, правда, в результате блоковой политики в изоляции. В 1911 г., после оккупации в апреле французскими войсками столицы Марокко, Германия направила в июле в марокканский порт Агадир канонерскую лодку «Пантера». Острейший кризис разрешился подписанием франко-германского соглашения. В марте 1912 г. Марокко было объявлено французским протекторатом. Считается, что чашу весов в пользу Франции склонило «твердое заявление Английского правительства» и воздействие на Берлин русской дипломатии.

Но далее: «Весь сентябрь политическое положение в Европе продолжало оставаться напряженным. Созванная для разрешения конфликта международная конференция топталась на месте: Германское правительство держало себя вызывающе, как всегда, не веря, что Англия в своей поддержке Франции прибегнет в случае провала конференции к решительным действиям. В русских правительственных кругах царили пессимистические настроения, и Министерство иностранных дел не исключало вероятности вооруженного столкновения.

Иначе смотрели на положение финансовые круги и, в частности, Л.Ф. Давыдов. Он был убежден, что Германия на конференции блефует. Весь инцидент, по его мнению, был плодом одной из фантазий легкомысленного Императора Вильгельма II, никогда не встречавшего возражений со стороны слабого и неумного канцлера Бетман-Гольвега. Л.Ф. Давыдов, кроме того, знал, что финансовое положение Германии не благоприятствовало развязыванию войны. От его внимания не ускользнуло и имевшее место в то время сильное недовольство среди немецких рабочих, выражавшееся в стачках и демонстрациях вокруг Берлина. Наши друзья из числа немецких банкиров сообщали нам, что действия Германского правительства не находят сочувствия ни у них самих, ни в широких кругах населения.

В связи с этим у Л.Ф. Давыдова возник план оказания финансового давления на Германию с целью ослабления агрессивности правительства Вильгельма II. Л.Ф. Давыдов, однако, понимал, что проводить этот план в жизнь надо было так, чтобы русское Министерство иностранных дел оставалось совершенно в стороне и даже не было бы в курсе мероприятий Министерства финансов. Действия последнего должны были являться как бы логическим результатом создавшегося по вине Германского правительства напряженного положения.

24 сентября 1911 г. я был вызван Л.Ф. Давыдовым. Когда я вошел в его кабинет, он сказал мне:

– Пришло время показать, чему вы научились в Берлине. Я [sic!] нахожу необходимым ослабить воинственное настроение Германского правительства и умерить его тон на конференции с помощью финансов. У нас сейчас на счетах в Берлине около 200 миллионов марок. Надо пригрозить переводом их во Францию. Вы должны помочь мне [sic!] в технике приведения в исполнение моего [sic!] решения.

– Как вы знаете, – ответил я, – в Берлине конец каждого триместра является временем расчета по срочным биржевым сделкам, особенно валютным, а также временем платежей по торговым, квартирным и арендным договорам, т.е моментом такого большого напряжения денежного рынка, что Рейхсбанку разрешается в это время беспошлинно увеличивать свою банкнотную эмиссию на 200 миллионов марок. Вам также известно, что в связи с рабочими волнениями и промышленными затруднениями это сентябрьское “ultimo” будет особенно тяжелым, принимая к тому же во внимание угрозу войны. По моему мнению, надо послать 28 сентября Мендельсонам телеграмму с запросом о том, на каких условиях они могли бы взять на себя операцию перевода всех наших активов из Берлина в Париж. Телеграмму эту надо послать не раньше и не позже 28-го, чтобы не дать Германскому правительству парировать наш удар.

– Я согласен, – ответил мне Л.Ф. Давыдов. – Скажите, что же произойдет, когда Мендельсоны получат нашу телеграмму?

– Прочтя телеграмму, Фишель пойдет в ‘Зеленую комнату’, вызовет по телефону Министерство иностранных дел и сообщит кому следует её содержание, добавив к этому комментарии, о которых нетрудно догадаться. Через 24 часа мы получим от Мендельсонов чисто деловой ответ. Вы же, сейчас не могу точно сказать, какими путями, узнаете в Петербурге о реакции Германского правительства на нашу угрозу.

Всё вышло даже лучше, чем мы предполагали. На посланную нами телеграмму на другое утро пришел ответ Мендельсона с согласием исполнить наше поручение, конечно, на невыгодных для нас условиях. Затем, когда в 11 часов Л.Ф. Давыдов пришел в канцелярию, в приемной его уже ждал г. Лансгоф, постоянный представитель Вюртембергского банка в Петербурге, воскликнувший: “Что вы делаете, ваше превосходительство? Вы хотите нас разорить! Нельзя в эту минуту наносить такой удар немецкому денежному рынку!” Л.Ф. Давыдов просил Лансгофа успокоиться и объяснить причину его волнения. Оказалось, что Лансгоф получил от своего банка телеграфное распоряжение немедленно сообщить Л.Ф. Давыдову, что реализация угрозы Кредитной Канцелярии вызовет катастрофические последствия как для Вюртембергского банка, так и для других банков. Л.Ф. Давыдов сухо ответил Лансгофу, что он не может обсуждать с ним меры, которые русское Министерство финансов считает необходимым принять. Лансгоф покинул канцелярию неудовлетворенным и в большом волнении.

Только что закрылась за ним дверь, как Л.Ф. Давыдову доложили о приходе советника Германского посольства фон Луциуса. Луциус вошел в кабинет с любезной светской улыбкой на лице. “Что это вы затеяли, милый друг? – спросил он Давыдова. – Зачем вы доставляете нам такие неприятности? Разве вы не знаете, что русским деньгам в Берлине ничего не грозит?”

С такой же любезной улыбкой Л.Ф. Давыдов спросил немецкого дипломата, в каком качестве он сделал ему удовольствие своим посещением? И сам ответил на свой вопрос: “Если вы пришли официально, как советник посольства, то ошиблись подъездом. Канцелярия Министерства иностранных дел находится рядом, на той же Дворцовой площади. Если же вы пришли, как друг, то хотя я и не имею права говорить с вами по этому делу, всё же по дружбе сообщу, что моей обязанностью является принятие мер для сохранения русских казенных денег, когда, по моему мнению, такой сохранности грозит опасность. Не мое дело входить в рассмотрение международных споров, но мой долг – делать из них те выводы, которые относятся к деятельности моего ведомства”.

Фон Луциус стал уверять Л.Ф. Давыдова, что всякая опасность войны устранена и что на конференции удалось прийти к соглашению.

Нигде в печати об угрозе русского Министерства финансов не было сказано ни слова, и лишь через два месяца в специальном немецком журнале “Die Bank” было сказано, что, приведи в сентябре 1911 г. Русское Правительство в исполнение свою угрозу, немецкий денежный рынок постигла бы катастрофа»[18].

В описанном случае бросаются в глаза сразу несколько весьма существенных особенностей. Прежде всего, это неупоминание в связи с имевшей серьезное значение акцией имени правящего Государя, прерогативой которого, как известно, неизменно считалась внешняя политика. Правда, в эпоху последнего Царствования уже была явственна замена традиционной Династической политики политикой блоковой, основы которой были заложены еще при Императоре Александре III. Последними всплесками традиционной линии было подписание в Бьорке 11 июля 1905 г. во время свидания Царя и Кайзера русско-германского соглашения и интенсивная личная их переписка летом 1914 г. (Обе эти попытки предотвратить вступление России в роковую для нее войну были, как известно, успешно нейтрализованы отечественными антантофилами, включая ближайших родственников Царя.) Всё это, повторяем, имело место, однако в нашем-то случае, в связи с проведением Министерством финансов в сентябре 1911 г. описанной акции, Император вообще находится как бы вне игры и на уровне инициативы, и проведения ее в жизнь.

Ничего не знал об этом, судя по его воспоминаниям, и министр иностранных дел С.Д. Сазонов, отличавшийся, как известно, антантофильством и англоманией.

Однако еще более интересным представляется, на наш взгляд, факт автономного функционирования Кредитной канцелярии через пять лет после того, как ее крестный отец, гр. С.Ю. Витте вынужденно оставил все государственные посты. Его Канцелярия не только выжила и сохранила заданные через него функции, но и работала в одобренном им когда-то кадровом составе. Всё это заставляет сильно сомневаться, что она была вполне управляема новыми министрами финансов.

 ПЛАТА ЗА КРОВЬ

В общей сложности Витте был министром финансов около 11 лет.

Почти всё это время отнюдь не Правительство прибегало к помощи своего финансового органа, а само Министерство финансов пыталось манипулировать Правительством, под которым следует понимать, прежде всего, Государя. Именно в непрозрачности перед Государем и политической нечистоплотности самого Витте и состояла вся проблема. Но сам Сергей Юльевич был в России лишь первопроходцем глобальной системы, в которой всё решали деньги международной банкирской мафии.

Специалистам известна финансовая афера по перекачке сбережений мелких французских держателей русских акций в Россию. Но не просто так, а, разумеется, под русскую кровь, которую России предстояло пролить в сражениях с германской армией за Францию «Великого Востока».

Скупка русских акций во Франции ко времени Первой Мировой войны приобрела огромный размах. Каждая четвертая облигация на Парижской бирже ценных бумаг в 1910-1914 гг. происходила из России. Французы продавали дома, земельные участки, фамильные драгоценности, чтобы купить «царскую бумагу» (нетрудно понять, кто тогда скупал ценности настоящие, а не мнимые). Выручка от продажи облигаций русских займов дала гигантскую сумму: 30 миллиардов золотых франков, 21 из которых перекочевал в Россию.

Сработала не только финансовая приманка (14% годовых), спровоцировавшая небывалый рост слоя паразитирующих рантье; но и беспримерное по размаху лоббирование парижской прессы, на все лады расхваливавшей русские бумаги.

Кстати говоря, тесная связь с прессой, особенно при проворачивании разного рода финансовых операций, была отличительной чертой деятельности С.Ю. Витте. Недаром чиновник особых поручений Министерства финансов И.И. Колышко, которого современники называли не иначе как «клевретом Витте», обвинял впоследствии своего благодетеля в «эпидемическом распространении грюндерства и поощрения продажной печати (вроде газеты “Биржевые ведомости” С.М. Проппера)».

Специально исследовавший проблему русских займов во Франции проф. В.Г. Сироткин отмечает: «Почти вся парижская пресса (крупнейшая “Фигаро”, выходящая и поныне, “Тан” – ее с 1944 г. сменила “Монд”, “Пти журналь”, “Эко де Пари”, “Пти паризьен”, “Орор” и еще два десятка газет и журналов), не говоря уже о провинциальной – “Депеш ди миди” (Тулуза), “Марсельеза” (Марсель), “Свобода” (Лимож) и десятки других, не минуя и партийные издания (“Радикал” – орган правящей с 1901 г. партии радикалов и радикал-социалистов, из которой вышли “тигр Франции” Жорж Клемансо, активный сторонник дипломатического признания СССР в 1924 г. Эдуард Эррио и десятки других видных политиков довоенной и межвоенной Франции), профсоюзные (еженедельник “Синдикат”) и даже всемирно известное телеграфное агентство “Гавас” (ныне его сменило “Франс пресс”) – все они были куплены Императорским Российским посольством в Париже…»

 

Осуществлял же это «финансирование», разумеется, не посол, а доверенное лицо С.Ю. Витте в Париже небезызвестный А.Г. Рафалович (слева) — финансист, экономист; агент Министерства финансов в Париже (1894-1917), происходивший из одесской семьи, тесно связанной с С.Ю. Витте.

Рафалович был вхож не только в министерские кабинеты и наиболее известные политические салоны в Париже. Его избрали членом-корреспондентом Французской академии, членом нескольких научных сообществ (политэкономии, статистики и т.д.); наградили орденом Почетного легиона 1-й степени.

Дядя Лейбы Бронштейна («Троцкого») - банкир Абрам Животовский был прочно связан с мировой олигархией именно через одесский банковский дом «Рафалович и Ко» (основатель дела был известен тем, что поставлял Русскому флоту непригодную парусину) и графа С.Ю.Витте с Ротшильдами. Рафаловичи были и среди первых пропагандистов украинской «незалежности», они же спонсировали сатаниста Алистера Кроули.

Банкир Животовский являлся компаньоном А.И. Путилова (внука главы Общества Путиловских заводов, ставших прикрытием еврейских боевиков Пинхаса Рутенберга в 1905). С 1890  являлся помощником юрисконсульта Минфина, с 1900 г. директором канцелярии и секретаря С.Ю. Витте.  Животинский, как и Путилов, был акционером «Русско-Азиатского банка» (бывшего «Русско-Китайского» управляемогоАдольфом Ротштейном (расскажем ниже); общается с Распутиным; тесно контактирует с управляющим «отмывочного» «Ниа-банка» Олофом Ашбергом и создает с ним «Шведско-Русско-Азиатскую компанию». Деловым представителем Животовского в США является Соломон Розенблюм («Сидней Рейли» - на фотографии справа) - шпион, работающий на МИ-6 через английского резидента в США Уильяма Вайсмана (после войны Вайсман стал старшим партнером в «Кун и Лоёб»). Офис Рейли находился в Нью-Йорке по адресу Бродвей-120 (как и American International Corporation и ФРБ Нью-Йорка). Вместе с ним в одном кабинете работает Александр Вайнштейн, устраивавший в Нью-Йорке сборища российских революционеров. Его брат,Григорий Вайнштейн, являлся владельцем газеты New World («Новый мир») – редактором которой в США становится Троцкий (работают Бухарин, Коллонтай, М.Урицкий, М.Володарский-Гольдштейн, Г.И.Чудновский). В том же здании располагается и банковская контора Вениамина Свердлова - близкого друга Розенблюма-Рейли…   

Начал преподавать в Варшавском политехническом институте. Очевидно, что в этот период через математика И.А. Вышнеградского он знакомится с железнодорожными магнатом и Блиохом, у детей которого служил учителем детей математик Вышнеградский. Именно Блиох начинает двигать карьеру «обойму своих чиновников», куда вошли Вышнеградский, Витте (который учил детей ж/д магнатов Рафаловичей) и, «пристяжной»Ю.В. Ломоносов  (Рафаловичи и Блиох были завязаны с семьей Ротшильдов). Витте женится на еврейке Матильде в 1897.

Вышнеградский становится министром финансов РИ, Витте его заместителем. В это же время Министерство путей сообщения утверждает Ломоносова в должности инспектора Российских государственных и частных железных дорог. В 1900 принимает участие в Международной выставке локомотивов в Париже. В 1917 г. Ломоносов стал организатором блокады поезда Императора Николая II, а после переворота – личным агентом В.Бланка-Ленина, организовав ещё один тайный канал по переводу царского золота за рубеж.

Родственницей клану приходилась и Евгения Рафалович - жена «великого художника»Казимира Малевича – прим. ред.

Как выяснилось, только за три осенних месяца 1904 г. французские журналисты получили через него наличными 3 245 600 золотых франков.

Осуществлять С.Ю. Витте первые займы во Франции помогал П.И. Рачковский[25]. В течение 17 лет, начиная с лета 1884 г., он заведовал заграничной агентурой Департамента полиции в Париже. Годовое жалование его составляло 12 тысяч рублей. Прибавьте к этому 90 тысяч рублей, отпускавшихся ему каждый год на секретные расходы. Однако вовсе не эти суммы создали солидное состояние П.И. Рачковсковского, не на эти деньги была приобретена им роскошная вилла под Парижем в Сен-Клу.

Прочные дружественные отношения связывали его с французскими министрами: иностранных дел Флурансом и Делькассэ, внутренних дел Констаном, и даже с премьер-министром Рувье и самим президентом Э.-Ф. Лубэ.

Член организованной в 1917 г. Комиссии по разбору архивов бывшей заграничной агентуры Департамента полиции проф. В.К. Агафонов писал: «…Мне рассказывали, что в президентском дворце Лубэ предоставил Рачковскому особую комнату, где глава российского полицейского сыска останавливался запросто, когда приезжал в Париж».

Благодаря таким связям и личным способностям Рачковскому удалось сыграть большую роль в подготовке франко-русского союза, как справедливо отмечали, «доселе еще недостаточно выясненную». Во всяком случае, как это ясно теперь, не без помощи самой грязной провокации, при участии, как утверждали в Министерстве внутренних дел, «недостойных авантюристов». Официальный Петербург и Париж Рачковский имел обыкновение пугать «нигилистами» и «террористами», при этом подавая себя как единственного спасителя от них.

В 1905 г. П.И. Рачковский (вернувшийся к тому времени после трех лет отставки на службу) при помощи сохранившихся старых связей помогал французскому правительству «преодолеть общественное негодование» в связи с т.н. «кровавым воскресеньем» в России. «Как писал Рачковскому его агент Матушевский, – отмечает петербургский историк Р.Ш. Ганелин, – 4 февраля 1905 г. французское правительство было готово содействовать займу негласно. Замысел состоял в том, чтобы посредством созданной с участием агентуры Рачковского голландской финансовой группы придать займу такую форму, будто “французское правительство официально не причем”. “Они Вам будут благодарны, потому что Вы их вытянете из затруднительного положения… поймет и господин Коковцов, что его по-настоящему выручили Вы”, – обещал Рачковскому Матушевский».

Помимо прямых обязанностей, работал Петр Иванович, «ориентируясь на французские интересы», не забывая, разумеется, и о личных. В 1903 г. в вину ему были поставлены и аферы в отечестве: «Участие… в устройстве из-за личной выгоды разных иностранных коммерческих предприятий в России».

Помощником и защитником Петра Ивановича во многих его рискованных предприятиях был, несомненно, Сергей Юльевич. Об этом свидетельствуют слова П.И. Рачковского из письма партнеру по сыскной части и по аферам и мошенничеству в области предпринимательства М.М. Ляшенко о С.Ю. Витте («наш великий поручитель всех возможных задач»), а также кличка, данная Рачковским Сергею Юльевичу: «Посредник» .

Впоследствии сохранившиеся в русских архивах документы были использованы большевиками для морального обоснования отказа выплат по «царским долгам», а также для дипломатического шантажа продажных французских политиков.

Именно угроза опубликовать полные списки французских политиков и журналистов, участвовавших в афере, а не какое-то мифическое сверхискусство красных дипломатов, вынудило Францию признать в 1924 г. СССР. Рассказывали, что Л.Б. Красин (справа) специально для сговорчивости своих партнеров по переговорам привозил в Париж секретное досье на всех купленных французских политиков и крупнейших журналистов.

Что касается одураченных простых французов, то те после второй мировой сбывали всю эту красивую «царскую бумагу» за гроши парижским букинистам. Но покупателями ее тогда, думается, были не одни лишь коллекционеры и любители старины. Это становится очевидным сегодня, когда по старым обязательствам начинаются выплаты...

ЗАЗЕРКАЛЬЕ

Приведенные нами случаи не оставляют места для восторгов ловкостью исполнителей описанных акций, но позволяют, на наш взгляд, отметить некую закономерность. Во всех приведенных случаях каждый раз была своя проигравшая сторона: Германия, Россия, Франция. Однако было бы крайне неосмотрительно объяснить это только тем, что кто-то в каждом конкретном случае просто переиграл другого (был искуснее, ловчее, удачливее). Сегодня ты, а завтра я – слишком всё это просто. Важно, как нам представляется, другое: во всех столь разных случаях была одна и та же, пусть и неявная, выигрывавшая сторона. Именно эта последняя выбирала, к кому присоединиться в каждом конкретном случае, а, значит, определяла победителя, но только, разумеется, в соответствии со своими интересами.

Еще с юности С.Ю. Витте чувствовал, а, войдя во власть, узнал (позже, во время его контактов с представителями международного банковского капитала, это знание еще более в нем укрепилось) о существовании, по его собственному определению, «еврейского политического центра, центра всемирного кагала, который путем таинственных нитей… управляет еврейством всего мира».

В разговоре с А.А. Лопухиным Сергей Юльевич обмолвился об этом (а «обмолвился» неспроста: Алексей Александрович в Департаменте полиции ведал именно этим вопросом), но кроме либерального смешка ничего не получил в ответ. Разговор был оборван, а ведь министру было о чем поведать…

«В особо секретном железном шкафу, стоявшем до революции в кабинете директора Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов на Дворцовой площади в Петрограде, хранилось дело, о котором знали лишь очень немногие чины этого ведомства… Его можно было бы назвать “О попытке Русского Императорского Правительства идти к соглашению с международным еврейством на предмет прекращения революционной деятельности русских евреев”».

Историю эту записал уже не раз упоминавшийся нами А.В. Давыдов. Ему, в свою очередь, поведал ее родственник Л.Ф. Давыдов, «когда он еще был директором Кредитной канцелярии и С.Ю. Витте был еще жив. Тогда же он показал мне самое “дело”».

Начало делу было положено еще в Царствование Императора Александра III. Характерно, что Государь поручил его не министрам внутренних или иностранных дел, а министру финансов, располагавшему связями в международном финансовом мире. Дело продолжалось и в годы правления Государя Николая II.

Специально, будто бы, с этой целью на пост агента Министра финансов в Париже состоялось назначение А.Л. Рафаловича (слева) «пользующегося полным доверием Министерства и обладающего большими средствами и знакомствами среди еврейских французских банкиров… После долгой дипломатической подготовки ему, наконец, удалось иметь откровенный разговор с одним из французских Ротшильдов, который отнесся к поставленному вопросу скорее сочувственно, но указал на то, что в Париже сделать ничего нельзя, и посоветовал поговорить об этом в Лондоне. Однако начатый на ту же тему разговор с лондонскими Ротшильдами привел к тому же результату, с той только разницей, что русскому представителю было прямо и определенно указано, что с этим вопросом надо обратиться в Нью-Йорк к банкиру Шиффу».

Далее за дело в Нью-Йорке принялся Г.А. Виленкин(1864-1930, справа: Витте, Джереми Гриинс и Виленкин в Гарварде), сын царскосельского купца 1-й гильдииАбрама Марковича, зять американского финансистаАбрама Зелигмана, родственника американского банкира «русской революции» Якова Шиффа. Григорий Абрамович был немедленно назначен (в 1904 г.) агентом Министерства финансов в США с поручением вступить в переговоры с Шиффом.

«Благодаря своим родственным связям, – вспоминал А.В. Давыдов, – Г.А. Виленкину не надо было подготовлять почву для разговора и таковой состоялся очень скоро после его прибытия в Америку. Оказалось, что указание лондонских Ротшильдов были правильны и Шифф признал, что через него поступают средства для русского революционного движения. Но на предложение Г.А. Виленкина пойти на соглашение с Русским Правительством по еврейскому вопросу и, в случае успеха переговоров, прекратить денежную поддержку революции, Шифф ответил, что дело зашло слишком далеко и предложение Виленкина запоздало и, кроме того, с Романовыми мир заключен не может быть».

Дело, таким образом, завершилось неудачей. Однако позднее, по словам А.В. Давыдова, «в более мелком масштабе оно было возобновлено несколько позже в Париже. Одна светская дама, состоявшая на секретной службе у русского Министерства финансов, на одном балу заговорила на ту же тему с Морисом Ротшильдом, но получила от него тот же ответ: “Trop tard, madame, et jamais avec les Romanoff”»[39] («Слишком поздно, мадам, и никогда с Романовыми»).

Якоб Шифф – чья семья проживала с Мейерами-Ротшильдами в одном доме еще во Франкфурте, глава банка «Кун, Лоеб и Ко»,уступавшего по объемам своих активов только Дж.П.Моргану (еще одного агента Ротшильдов), один из основателей ФРС США. Былнагражден за свою поддержку Японии во время Русско-Японской войны

1905 года японским орденом «Священного сокровища», а в 1907 орденом «Восходящего солнца» за организацию финансирования ВПК Японии и «революции 1905 года» в  России, создателя Американского еврейского распределительного комитета («Джойнт»), но и фактическим развалом Великой Страны.

 

По данным французской разведки, только через Шиффа российские революционеры в 1915-17 гг. получили на подрывную работу не менее $12 млн. долларов, писал Василий Шульгин ($350 миллионов в пересчёте на 2007 год). Сам Шифф хвастался перед смертью, что он «потратил $21 миллион, чтоб низвергнуть русского царя» (не менее $600 миллионов в пересчёте на 2007 год).

Его заслуга была и в организации финансирования закупок оружия через своего родственника Льва Троцкого (Бронштейна) для боевиков Пинхаса Моисеевича Рутенберга (справа). Он же финансирует подготовку террористов среди военнопленных в основном еврейского происхождения, в истории революции 1905 года для конспирации названные «дружиной путиловского завода». После переворота 1917 года являлся начальником полиции при Керенском, а после прихода иудо-большевиков сначала участвовал в заключении Версалького мира, а затем отправился "колонизировать Палестину".

(справа - первая экономическая блокада России. 1905 год, Лондон, отель Savoy. Прием министра финансов Японии Корекиё Такахаши (позже ставшего премьер-министром). Блокаду России организовали банкиры: Якоб Шифф (Кун, Лоёб), его племянники  Варбурги,  Карл Мейер, Сесил Парр (Парр Банк), Отто Кан, «лорд»Ротшильд (HSBC) и др. Источник:rothschildarchive.org). 

Позже, увидев, что в отношениях между Россией и Японией наступила эпоха относительного благополучия, 6 марта 1910 года он дает интервью «Нью-Йорк Таймс»: «Я участвовал в финансировании Японии во время последней войны. … И испытал стыд, когда узнал несколько недель назад, что Япония теперь сотрудничает с Россией – с Россией, врагом всего человечества» (Russia the enemy of all mankind).  

Среди его «содержантов» были и такие известные персоны, как Лейба Бронштейн- Троцкий и Николай Бухарин (зять Ихиля-Михиля Лурье). Брат Якова Свердлова (слева) – Вениамин (усыновленныйМ.Горьким) – работал в нью-йоркском офисе «Куна и Лоеба».

Послед «Великой еврейской революии 1917 года» вместе сРотшильдами-Барухом-Варбургами-Мильнером  финансировал ОЗЕТ (Общество землеустройства еврейских трудящихся). В 1924 году финансировал корпорацию «Агро-Джойнт» (American Jewish Joint Agricultural Corporation), которая взялась за «аграризацию евреев». За рубежом аналогичные предприятия назывались "еврейскими колонизационными обществами".

КомЗЕТ (Государственный комитет по земельному устройству еврейских трудящихся при Президиуме Совнациональностей ЦИК СССР) выделял для них землю, а еврейские банкиры обеспечивали их материальную базу, в том числе с помощью Еврейского колонизационного общества. Колонизация самых плодородных земель юга России и Крыма («нового Израиля»)  шла полным ходом до 1928 года, пока в 1930 Сталину не удалось переместить «новый израиль» в Биробиджан. 

Что касается созданной Витте системы зависимости России от иностранного капитала, а по существу от международных денег, то она была, безусловно, гибельна для нашей страны.

Для мыслящих людей это не составляло никакой тайны. По словам статс-секретаряА.М. Безобразова, сказанным им еще в июле 1899 г., «Сергей Юльевич создал систему, которая и в мирное время не шла, тяжело ложилась на производительные силы страны, породила массу недовольных и обездоленных, – в военное же время, эта система невольно вызывает опасения в возможности государственного банкротства…»

Так всё и обстояло на деле.

После потрясений революции и войны с Японией Россия нуждалась в займах.

«Так как предстояло сделать громадный заем, то было очевидно, что сие может быть сделано лишь при главенстве Франции…

Во Франции в то время были две главнейшие группы синдикатов банкиров: одна называемая еврейскою, потому что во главе ее становился дом Ротшильдов, а другая – так называемая христианская, во главе которой стоял Credit Lyonnais…».

Конечно, деление на еврейскую и христианскую группировки банкиров было весьма условным, рассчитанным на внешних. К тому времени в Европе деньги были уже в одних руках.

 Старый знакомый Витте Альфонс Ротшильд (слева) «за несколько месяцев до того времени умер… Покуда жил барон Альфонс, он находился во главе дела. Со смертью его первая скрипка перешла в руки лондонского лорда Ротшильда». Посланный Витте в Лондон Рафалович вскоре привез неутешительный ответ: «Ввиду уважения, питаемого Ротшильдами к личности графа Витте как государственного деятеля, они охотно оказали бы полную поддержку займу, но не могут этого сделать, покуда в России не будут приняты меры к более гуманному обращению с русскими евреями, т.е. не будут проведены законы, облегчающие положение евреев в России».

Так постепенно на шее России стала затягиваться беспощадная удавка мирового финансового капитала, ослабленная лишь в связи с планировавшейся мировой войной, для ведения которой ее инициаторы нуждались в русском пушечном мясе.

А ведь еще в августе 1905 г. С.Ю. Витте хвалился: «…Продолжись война еще два года, он ручается, что не потребуется от нас дополнительных средств, настолько мы гарантированы»[43]. (Это, между прочим, блестяще подтверждает мнение о Витте А.А. Половцова, высказанное еще 1894 г.: «Всё, что он говорит, весьма умно, но несколько самонадеянно и в подробностях исполнения подлежит весьма тщательному изучению».)

Политика С.Ю. Витте привела после его ухода к опасности государственного банкротства.

Попытавшийся привлечь в качестве ходатая французского премьер-министра Мориса Рувье (1842-1911), возглавлявшего финансовый консорциум и тесно связанного с главой сионизма Т. Герцлем, новый министр финансов В.Н. Коковцов потерпел неудачу. 26 декабря 1905 г. Владимир Николаевич телеграфировал из Парижа С.Ю. Витте: «Рувье имел дважды разговор с представителем дома Ротшильдов, в лице одного из молодых людей, а именно Джемса, пользующегося репутацией наиболее способного из всех; остальные двое больны и в отъезде. Рувье советовал настойчиво, в интересах Франции и ее политического положения, чтобы банкирский дом Ротшильдов принял участие в новой операции. Им обещана была первенствующая роль; несмотря на это, по сношении с остальными представителями дома, Джемс Ротшильд ответил решительным отказом. Рувье заявлял даже о готовности президента республики лично обратиться с тем же заявлением, но и это не помогло».

В отчете Комитету финансов В.Н. Коковцов подвел итог прервавшимся взаимоотношениям с Ротшильдами:

«…Необходимо дать себе ясный отчет в том, в чьих руках находится парижский денежный рынок и как организовано посредничество между нами и держателями наших бумаг. Как известно, издавна во главе парижского рынка в отношении русских фондов стоял дом Ротшильдов, но уже много лет тому назад, под влиянием чисто еврейского вопроса, этот дом отошел от активного участия в русских делах и еще задолго до войны с Японией, и то главным образом благодаря влиянию недавно умершего главы этого дома бар. Альфонса Ротшильда, участие его ограничилось в удержании за собой принадлежавшего этому дому и его клиентам количества русских бумаг, без всякого затем содействия по выпуску новых займов».

В ответ на попытку сделать крупный заграничный заем без участия Ротшильдов, по словам министра иностранных дел гр. В.Н. Ламздорфа (в секретной записке Императору 1906 г.), была вызвана «среди держателей русских фондов паника», сопровождавшаяся «постепенной их продажей». Всё это «не могло не принести, в конце концов, новых выгод тем же самым еврейским капиталистам и банкирам, заведомо и открыто, как, например, в Париже, игравшим на понижение русских ценностей».

На этой слабости попытались сыграть и внутренние политические противники русского государственного строя. «…Наши революционеры, – писал о ставших ему известными событиях весны 1906 г. А.А. Половцов, – послали в Париж депутацию хлопотать об отказе [России в займе] со стороны Франции». Нам уже приходилось публиковать воспоминания о встрече по этому поводу одного из влиятельнейших русских масонов В.А. Маклакова с председателем Совета министров Франции, также вольным каменщиком, Клемансо. К ним мы и отсылаем заинтересовавшихся читателей.

 ПОЧЁМ МИР ВО ВСЕМ МИРЕ?

Результатом деятельности С.Ю. Витте (об этом мы должны хорошо помнить!) была привязка Россию не столько к Франции или к Антанте вообще, но, прежде всего, к международному банковскому капиталу.

О мирных инициативах Императора Николая II сегодня хорошо известно не только во всем мире, но и в России. Речь тут, прежде всего, идет о международном конгрессе в Гааге 1899 г. и конференции там же в 1907 г.

Эксплуатируя мирные устремления Императора Николая II, С.Ю. Витте предложил разработанную при его участии систему предотвращения войны, используя т.н. «финансовую дипломатию».

Мы недаром написали при участии. Витте действительно был «мотором» акции, но изобретателями были совсем иные люди. Среди инициаторов исследователи называют уже знакомого нам близкого Витте железнодорожного магната И.С. Блиоха («автора» шеститомного теоретического труда по этой проблеме), кадетов М.М. Ковалевского, П.Н. Милюкова, кн. П.Д. Долгорукова и др., а также неназванных «зарубежных единомышленников».

Как считают современные исследователи, именно Витте удалось убедить Государя в необходимости создания мировой валютной системы.

Он же уговорил Царя принять во время первого Своего официального визита во Францию в 1896 г. «французского Ротшильда».

Специально с целью поддержания финансовых отношений с Россией Ротшильд вокруг своего «Банк де Ротшильд» создал целый синдикат, состоявший из французских банков и ссудосберегательных касс. В него входили: «Париба», «Лионский кредит» (упомянутый выше), «Национальная сберкасса Парижа», «Сосьете женераль», «Национальный индустриальный и коммерческий кредит» и др.

Нет, не напрасно издавна в Европе Ротшильдов называли «королями евреев и евреями королей».

В 1898 г. Витте попытался развить успех в отношениях уже с английским Ротшильдом. В Лондон для переговоров он направляет С.С. Татищева, а в 1899 г. – своего особо доверенного банкира А.Ю. Ротштейна[53] (член кагала Ротшильдов и Мандельсонов, прозванном «тень Витте» - прим. ред.)

Осенью 1898 г. Сергей Юльевич приступает к усиленному зондажу банковских кругов США. Главными фигурами в переговорах становятся финансовый агент в Нью-Йорке М.В. Рутковский и вице-директор секретной Особенной канцелярии по кредитной части А.И. Вышнеградский (сын прежнего министра). Последнее обстоятельство подтверждает, что речь в США шла не только о займах, но и о создании консорциума мировых банков для реализации сложившейся в среде еврейства и активно продвигаемой министром Российской Империи проекта международной валютной системы. 

Иван Алексеевич Вышнеградский - предшественник Витте.

По протекции Блиоха в январе 1887 г. был назначен министром финансов. Вскоре, по его рекомендации, С.Ю. Витте был назначен директором Тарифного департамента. Сегодня совершенно очевидно, что постоянно проживающий в Варшаве покровитель и благодетель Вышнеградского - Блиох, тесно связанный с западным капиталом, - поставил перед математиком, ставшим министром, задачу в сопряжении линии международного финансового капитала с очертаниями будущих военных союзов (и контура грядущей Мировой Войны). «…Экономическая политика Вышнеградского способствовала решению одной из важнейших задач… – сближению с Францией. В 1889-1891 гг. на парижской бирже была произведена конверсия русских процентных бумаг на сумму в 1,7 млрд. руб. В результате был заложен экономический фундамент под здание политического и военного союза России и Франции. 

 

В августе 1891 г. было заключено общеполитическое соглашение между двумя странами, а в августе 1892 г. генералы Н.Н. Обручев и Р.Ш.Ф де Буадефр (позже подавший в отставку в связи с шпионским скандалом с эльзасским евреем Дрейфусом) подписали военную конвенцию» (справа -А.Кудрин, реинкарнация Вышнеградского).  

Таким образом, финансовые операции Вышнеградского на Парижской бирже означали привязку России к Франции (и определение контуров планируемой Мировой Войны) - прим. ред.

Практическое осуществление идей о всеобщем мире, подкрепленное созданием международной валютной системы, началось уже после окончательной отставки С.Ю. Витте со всех своих постов в 1906 г., при новом министре финансов В.Н. Коковцове.

Именно с этой целью, по мнению авторов современных исследований, был осуществлен вывоз русского золота в США. В 1908-1913 гг. в Америку с подобным грузом пришло не менее 20 кораблей. Общие объемы вывезенного драгоценного металла неизвестны, также как и сама система его доставки. Достоверна лишь причастность к этим операциям упоминавшегося нами синдиката французского Ротшильда.

Однако из ставшего известным не так давно достоверного факта приблизительную оценку сделать все-таки можно. 12 января 1909 г в Гибралтар пришли два русских судна «Цесаревич» и «Слава». Доставленное на них золото было перегружено на американский пакетбот «Республика». Через две недели у атлантического побережья США он столкнулся в тумане с пароходом «Флорида» и затонул с золотом на борту. Общая сумма ушедшего в океанские глубины драгоценного металла составляла в ценах начала ХХ в. 3 миллиона долларов. Вот и считайте…

Впрочем, иного исхода просто не могло и быть: выиграть у того, кто составил правила этой игры, почти невозможно. Если вспомнить пример Петра Великого, то ведь там речь шла всё же о приобщении к наследству близкородственных нам западноевропейских народов, а не о продукте деятельности восточного племени, не просто с чуждым, но и открыто позиционируемым им враждебным нам (в отличие от азиатских народов вообще) менталитетом. Менталитета, которого оно не желает менять. Толерантность, политкорректность – всё это понятия исключительно экспортные.

В течение прошлого и позапрошлого столетий из политики ушли не только такие нормальные в свое время понятия, как рыцарственность, благородство, честь, но даже и такие элементарные, которые, к счастью, еще встречаются в обыденной жизни, как честность и порядочность. Именно после этих метаморфоз о политике неизменно стали говорить как о грязном деле.

Опыт прошлого свидетельствует также, что использование приемов мировых финансовых «напёрсточников» особенно такой страной, как Россия, неминуемо приведет если не к краху, то к проигрышу. Ведь в таких делах Бог нам – не помощник.

Тем, кто думает иначе, напомним: вряд ли стоит обольщаться видимыми небольшими выигрышами в «Казино “Рояль”». Предусмотренные составителями правил игры, они служат исключительно тому, чтобы, вызвав азарт и усыпив опасения, затянуть в бездонную воронку.

 «СВЯЩЕННАЯ ДРУЖИНА»

Заметную роль в карьере С.Ю. Витте сыграло его участие в многослойной провокации, известной под название «Священная Дружина». Так называлось учрежденное после убиения Императора Александра IIконспиративное аристократическое сообщество для борьбы с революционерами, существовавшее в 1881-1882 гг. Цель ее учреждения зафиксирована в официальном документе: «Доведенная до отчаяния ужасными преступлениями группа мужественных добровольцев решила организовать с оружием в руках, тайный крестовый поход против врагов порядка. Целью этого похода было вырезать анархистов, род тайных судилищ в средние века».

«Набольшим» в «Священной Дружине» был генерал-адъютант гр. И.И. Воронцов-Дашков (1837-1916), в 1881-1897 гг. министр Императорского Двора и Уделов, а в 1905-1915 гг. – Кавказский наместник.

Сравнительно молодой Витте был не только причастным к созданию Дружины, но едва ли не главным ее организатором. «Витте принадлежит идея пресловутой дружины против нигилистов, – занес в дневник под 28 февраля 1893 г. А.С. Суворин. – Он приезжал сюда тогда из Киева и высказал это Воронцову-Дашкову. Идея иезуитская».

«Единственное средство борьбы с террористами, – писал он дяде ген. Р.А. Фадееву, – это – создание общества по подобию террористических обществ, для борьбы с ними теми же средствами, какие пускают в ход террористы. Это должно быть общество преданных Государю лиц, которые были бы готовы отвечать на действия террористов такими же действиями по отношению к ним самим, в случае их покушений, – совершать покушения на них, в случае совершения террористами убийств – убивать их. А полиция ничего не будет в состоянии одна сделать с революционерами».

Сообщество, поставившее своей целью оградить Монархию от угрожавшей ей опасности, делало это своеобразными средствами, получившими впоследствии название «провокация». «…В основу деятельности “Священной Дружины”, – пишет специально исследовавшая ее деятельность и состав Л.Т. Сенчакова, – была положена идея мистификации, стремление сбить с толку революционные организации, натравить их друг на друга, посеять взаимное недоверие». Носившую такой характер издательскую деятельность «дружинников» осуществлял главным образом С.Ю. Витте. Достоверно известно, что Дружина финансировала в Женеве издание таких газет, как «Вольное слово» и «Правда». С первой из них связывали т.н. Земскую лигу, инспирировавший «конституционалистское течение» и одновременно украинофильств. Вторая была «ультратеррористической, призывавшей к революционным действиям и террору не только в России, но и чуть ли не во всем мире.

 

 «Правду» редактировал некий Иван Климов. В сей газете Царь «именовался не иначе, как “коронованный тромбонист”, и Климов запрашивал на потеху публике: “говорят, что Александр III последнее время особенно занят разучением на тромбоне похоронного марша. Уж не инстинктивное ли это предчувствие?” “Царь-Митрофанушка”, “Немазаный истукан”, – так называли в “Правде” Царя и рассказывали о том, что он с перепугу целый день пьет водку, а в Александро-Невскую Лавру его могли отвести, только уложив пьяным в карету. Как-то на пути царского поезда неправильно поставлена была стрелка, и поезд едва не потерпел крушение. Царь отделался испугом. “Дуракам – счастье”, – кратко заметила по этому поводу “Правда”. Не щадили и Царской Семьи».

Порой было неясно, где кончается провокация и начинаются собственные взгляды Витте.

 Агентом «Священной Дружины», довольно часто наведывавшимся в Женеву наблюдать за работой прессы, был человек под кличкой «Антихрист». Как установлено недавно, им был Витте (слева - карикатура на Витте 1905 года, основателя партии "октябристов" - после подписания 17 октября 1905 г. манифеста о создании Думы). Как будто антигерой, сошедший со страниц последних романов отошедшего незадолго перед этим в мир иной Ф.М. Достоевского…

Уже сегодня совершенно ясно, что деятельность Витте в этом тайном сообществе отличалась многообразностью. Будучи «братом» под № 113, он возглавлял «пятерку», был главным по Киевскому району, принимал активное участие в литературно-провокационной кампании «Священной Дружины».

Именно с тех пор для достижения нужных ему целей Сергей Юльевич стал широко пользоваться инспирированными им статьями в газетах.

Еще более важной была другая связь, о которой в 1913 г. поведал к тому времени оставивший службу в Охранном отделении (в котором занимал высокие посты) Л.П. Меньщиков: «У Священной Дружины было несколько услужливых перьев: штатный “писатель” (доносов, главным образом) К.А. Бороздин, а затем бывший сотрудник газет “Новости” и “Русский еврей”, а впоследствии – начальник секретного отделения Священной Дружины П.И. Рачковский…». «Давнишние, старые связи» Витте с Рачковским отмечал и начальник С.-Петербургского Охранного отделения ген. А.В. Герасимов.

 Петр Иванович Рачковский (1851-1910) – происходил из дворянской семьи почтмейстера Дубоссарского уезда Херсонской губернии, по происхождению поляка-католика. Получил домашнее образование. Мелкий чиновник почтового ведомства (1867). Чиновник канцелярии Одесского градоначальника, прикомандированный в распоряжение Одесского полицмейстера (1869). Чиновик канцелярии Варшавского губернатора (1873). Служил чиновником в Калише, Ковно, Пинеге Архангельской губернии. Уволен с причислением к Министерству юстиции (1878). Был известен либеральными настроениями и обширными знакомствами с социалистами. В Петербурге был домашним воспитателем в семье ген.-м. И.В. Каханова (1878). Арестован в связи с подозрением в укрывательстве террориста польского шляхтича Л.Ф. Мирского после покушения на шефа жандармовД.Р. Дрентельна (весна 1879). Выпущен после дачи им подписки о сотрудничестве с III Отделением. Сотрудничал в газете «Русский еврей». Разоблачен как двойной агент тайным агентом «Народной воли» секретарем III Отделения Н.В. Клеточниковым (авг. 1879). Служил чиновником Министерства юстиции в Вильне, а с конца 1882 г. – в Охранном отделении в Москве. Зачислен в штат Министерства внутренних дел. Назначен заведующим заграничной агентурой Департамента полиции в Париже (1884).

Впоследствии Витте втянул Рачковского в свои аферы, связанные с привлечением в Россию иностранного капитала.

Хотя Император Александр III в конце 1882 г. и распустил Дружину, однако среди тех, кто впоследствии сделал сколько-нибудь значительную служебную карьеру, оказалось немало ее членов. Не был исключением и Витте: «он своею деятельностью в “Дружине” обратил на себя внимание и установил связи, которые в конечном итоге привели его на министерский пост».

Один малоизвестный аспект, связанный со «Священной Дружиной», поведал 6 июня 1951 г. писатель и масон Марк Алдановв письме другому вольному каменщику (потомку двух декабристов) А.В. Давыдову: «Как курьез (и малоизвестный), сообщу Вам, что еврейские миллионеры давали деньги, лет 70 тому назад, и контрреволюционной “Священной Дружине”. Она получила немало денег от барона Г. Гинцбурга, от Полякова и от киевского сахарозаводчика (моего деда по матери) Зайцева, который давал деньги на это Витте… Кажется, финансировал “Священную Дружину” и еще один еврей: Малькиель, но я в этом не вполне уверен» .

Имя бар. Горация Гинцбурга (слеваа) действительно значится в списке членов «Священной Дружины». 

Что же касается упомянутого Зайцева, то им оказался Йона Мордкович Зайцев (?-1907, на фото справа) – хасид, основатель в Киеве  небезызвестного кирпичного завода, на котором 12 марта 1911 г. был убит отрок Андрей Ющинский. Йоне Зайцеву наследовали сыновья Марк (?-1930) и Давид (1861-1936). Интересно, что исследователи того громкого дела ни словом не обмолвились о том, что Зайцевы были известны, главным образом, в качестве богатейших сахарозаводчиков, обладавших обширными связями.

Именно юридическая неприкасаемость их со стороны русского истеблишмента позволило одному из адвокатов Менделя Бейлиса (слева) на процессе в Киеве, О. Грузенбергу открыто издеваться над русским судом: «Если вы считаете, что молельня должна строиться на христианской крови, если вы считаете, что для молельни принесли в жертву и замучили несчастного мальчика, что же вы молчите… Тогда ищите того, кто строил молельню, для кого была эта молельня… Вы видели этого человека… Это Зайцев, сын старого Зайцева, миллионер, он строил её… почему же он не сидит здесь, строитель этой молельни… У вас, русской власти и правительства, достаточно власти, достаточно мощи, чтобы не останавливаться ни перед богатством, ни перед положением, ни перед чем…». 

 

Иными словами в лицо судьям было брошено: руки коротки!

Остается дать краткую справку об авторе письма – писателе М.А. Алданове. Настоящая его фамилия была Ландау. Он был сыномАлександра (Израиля) Марковича Ландау и Софьи (Шифры) Ивановны – дочери Йоны Мордкова Зайцева. Женой Алданова была двоюродная его сестра – Татьяна Марковна (?-1968), дочь Марка Зайцева. Таким образом, киевский сахарозаводчик приходился дедом и писателю и его жене. В Киевском деле 1913 г. были замешаны его мать, отец и дядя.

Странная, следует признать, была эта «Священная Дружина, на которую щедро жертвовали такие люди. Очень странная…

ПУТЬ ВО ВЛАСТЬ

Известный русский общественный деятель, депутат Государственной думы А.С. Шмаков, объяснявший головокружительную карьеру С.Ю. Витте его определенными «связями и симпатиями», отмечал следующие ее вехи: «Уже в молодости Витте был обласкан еврейскою семьею Рафаловичей в Одессе и определен на службу в управление Юго-Западных железных дорог, где, между прочим, сподобился титула “герцога Тилигульского” – за катастрофу с воинским поездом, происшедшую от развала насыпи через речку Тилигул. Сколько помнится, Витте был тогда начальником движения, а в Каменец-Подольском окружном суде даже производилось дело…».

Банкирский дом «Рафалович и Ко» был открыт в Одессе в 1833 г. Основатель дела Ш. Рафалович был известен тем, что поставлял Русскому флоту непригодную парусину. Принял православие с именем «Федор». Дом находился в тесных отношениях с Лондоном, Парижем и Петербургом. В 1891 г. в результате неудачной совместной аферы Рафаловича и председателя Департамента государственной экономии Государственного Совета А.А. Абазы едва не обанкротился. После удачного шантажа Рафаловичем этого крупного чиновника, сообщившего ему детали совершенно секретной биржевой операции Министерства финансов, дело было улажено. Причем, активную роль в этом играл министр финансов И.А. Вышнеградский. Один из Рафаловичей (Георгий), наполовину одесский, наполовину французский еврей, родившийся в 1880 г., с 1906 г. жил в Англии, где финансово поддерживал известного сатаниста Алистера Кроули. Впоследствии этот представитель семьи Рафаловичей усиленно пропагандировал т.н. «украинскую независимость»

Что касается Общества Юго-Западных железных дорог, то его в то время возглавлял владелец крупной банкирской конторы в Варшаве И.С. Блиох (1836-1901). Начал он свою карьеру мелким железнодорожным подрядчиком, однако вскоре, перейдя из иудаизма в кальвинизм, сильно разбогател, превратившись в крупного дельца. «Иван Станиславович»был инициатором и крупным акционером крупных железнодорожных обществ: Петербург-Варшава, Либаво-Роменской, Киево-Брестской, Ивангород-Домбровской, Лодзинской и Тираспольской железных дорог. Наряду с Варшавским коммерческим банком, основал Варшавское общество страхования от огня, Кредитное общество и др. В 1877 г. был назначен членом Учредительного комитета Министерства финансов. Жил он в Варшаве, делами же фактически руководил вице-председатель правления, известный математик И.А. Вышнеградский, являвшийся, по определению С.Ю. Витте, «приказчиком» варшавского еврея. С тех самых пор завязываются тесные связи Сергея Юльевича с Вышнеградским, имевшим прочные связи положение в предпринимательском мiре.

В январе 1887 г. И.А. Вышнеградский был назначен министром финансов. Вскоре, по рекомендации министра, С.Ю. Витте был назначен директором Тарифного департамента.

Силовые линии международного финансового капитала сопрягались с очертаниями будущих военных союзов. «…Экономическая политика Вышнеградского, – подчеркивают исследователи, – способствовала решению одной из важнейших задач… – сближению с Францией. В 1889-1891 гг. на парижской бирже была произведена конверсия русских процентных бумаг на сумму в 1,7 млрд. руб. В результате был заложен экономический фундамент под здание политического и военного союза России и Франции. В августе 1891 г. было заключено общеполитическое соглашение между двумя странами, а в августе 1892 г. генералы Н.Н. Обручев и Р. Буадефр подписали военную конвенцию».

Таким образом, эти финансовые операции Вышнеградского на Парижской бирже означали привязку России к Франции. С течением времени нить эта крепла, превратившись, в конце концов, в экономическую удавку, означавшую серьезную зависимость России от Франции не только в политическом, но и военном отношении.

Что касалось С.Ю. Витте, то, будучи ближайшим сподвижником (и преемником) И.А. Вышнеградского, он не мог не участвовать в этой имевшей огромные мировые внешнеполитические последствия операции своего патрона. Тем замечательнее вот эти строки из его письма кн. В.П. Мещерскому (Сергей Юльевич отлично знал, что кому должно/можно писать): «Боже, Царя храни и Марсельеза – это Христос Воскресе, распеваемый в синагоге. Для всякого француза наше Самодержавие есть варварство, а наш Царь есть деспот. Для нас их пресловутое egalité, fraternité и прочее есть реклама банкира Блока, печатаемая ежедневно во всех русских газетах. Французский парламент есть кощунство над здравым смыслом и колоссальнейший самообман».

 Осенью 1892 г., незадолго до того, как И.А. Вышнеградского хватил удар, закончившийся смертью последнего и водворением на его место протежируемого им последние годы С.Ю. Витте, Император Александр III предъявил ему записку И.Ф. Циона (1835-1912, слева), профессора Петербургского университета и Медико-хирургической академии, агента Министерства финансов в Париже.

В первую минуту сам он даже не нашелся, что сказать: «Судя по видимости – доказательство несомненное, но я убежден, что здесь есть какое-то недоразумение».

В записке говорилось о том, что И.А. Вышнеградский, осуществляя последний займ, взял от Ротшильдов взятку в 500 тыс. фр. К записке прилагалась копия из книг Ротшильда. Эта операция, по словам Витте, «была сделана группой банкиров, во главе которых стоял Ротшильд; это была первая операция, сделанная Ротшильдом после долгого периода времени, в течение которого Ротшильд не хотел делать с Россией операций вследствие еврейского вопроса». Но на повестке дня стоял вопрос о том, чтобы покрепче привязать Россию к Франции в противостоянии ее Германии, и деньги тогда России решили дать.

«Ротшильд начал вести переговоры, – писал С.Ю. Витте, – прислал сюда поверенного; другие парижские банкиры, которых Ротшильд взял в свою группу, точно так же прислали своих представителей. Переговоры велись с Вышнеградским… Когда переговоры пришли уже к концу…  Вышнеградский позвал к себе [директора С.-Петербургского международного банка В.А.] Ласкина и [банкира А.Ю.] Ротштейна и вдруг им говорит: “…Эта операция, конечно, будет очень выгодна для банкиров, и я считаю, что консорциум, который будет делать заем, должен был бы мне уплатить комиссию в 500 тыс. франков”. …Ротшильд согласился, да он и не мог не согласиться, и поставил 500 тысяч франков на счет русскому министру финансов». Далее, однако, по утверждению Витте, эти деньги были якобы распределены между иностранными банкирами, которым Ротшильд отказал в сотрудничестве. Верить приходилось только на слово, ибо, хотя какие-то расписки и были представлены, Государь остался этим недоволен. Вышнеградский вскоре скончался. Бумаги с компроматом остались у Витте и, по его словам, потом, когда он покидал пост министра финансов, он их уничтожил. Как говорится, концы в воду.

О возмутителе спокойствия, разумеется, не забыли. Уже в начале следующего Царствования, в 1895 г. за критику валютной реформы С.Ю. Витте И.Ф. Цион был лишен русского подданства и права на пенсию. Но и последний не сдавался, опубликовав в 1896 г. две брошюры: «Куда временщик Витте ведет Россию?», «Витте и его проекты злостного банкротства». Цион обвинял Вышнеградского и его преемника Витте в хищениях, финансовых злоупотреблениях, а также в составлении дутых бюджетов.

«Г. Витте, – предупреждал Цион, – с племенем Рафаловичей… фатально ведет Россию к финансовой катастрофе…» (При этом, заметим, сам И.Ф. Цион был евреем.)

На публичные обвинения Витте ответил регулярной слежкой за Ционом, осуществлялась которая через П.И. Рачковского. В собранных в Министерстве внутренних дел материалах для проведения в 1903 г. следствия по противоправным деяниям Петра Ивановича особым пунктом значилось: «Сведения об услугах, оказанных Рачковским без ведома своего начальства министру финансов, по делу о краже у известного Циона документов, относящихся к финансовым делам». Сообщив одному из осведомителей адрес Циона, Рачковский велел выкрасть документы.

Впоследствии Сергей Юльевич патетически писал о долголетней службе Императорам Александру III и Николаю II, при которой приходилось жертвовать «и своим благополучием, и своими материальными средствами, и своею жизнью для Них и для Родины». Однако никакими трескучими фразами было не прикрыть того, что знали в то время многие: честность С.Ю. Витте, как и его учителя И.А. Вышнеградского, у современников была под большим сомнением.

«На днях умер Вышнеградский, – занес в дневник в марте 1895 г. многознающий А.А. Половцов, – олицетворение грустных годов Царствования Александра III. То был человека, чрезвычайно богато от природы одаренный, но лишенный всякого нравственного чувства и преследовавший в жизни почти исключительно одну наживу. Сын бедного священника, начав карьеру с преподавания математики за крайне умеренную плату, он оставляет многомиллионное состояние, нажитое всякого рода мошенничествами сначала при подрядах по артиллерийскому ведомству, потом при управлении Юго-западными железными дорогами и, наконец, при всякого рода конверсиях и самых разнообразных денежных биржевых операциях под ведением его как министра финансов…

Вышнеградский, проходя темную дорогу к власти и почестям, нажил тесные связи с сомнительными личностями и остался до конца дней своих в зависимости от подобного рода связей. Около него грела руки шайка негодяев, с которыми он должен был считаться, опасаясь скандалов…

Назначение Вышнеградского министром финансов было поворотною точкою в приемах Царствования Александра III. Оно ознаменовало исчезновение преклонения пред существовавшими порядками и общественным характером состоявших во власти людей. То был первый пример бесцеремонного возвеличения темного человека по каким-то темным интригам. Это разнуздало политические аппетиты разных пронырливых негодяев, которые стали успешно ломиться в недоступные им дотоле двери пользовавшихся еще некоторым уважением учреждений».

Витте, - выкормыша Вышнеградского, - образовавшаяся в Петербурге «Лига защиты добрых нравов» в письме, направленном Государю Александру III, также обвиняла во взяточничестве . (Этот промысел он не оставил и впоследствии: установлено, например, что Витте, через секретную агентуру Департамента полиции, состоял в небескорыстных связях с английскими капиталистами)

Тогда, в 1892 г. Витте готовился к самому худшему. По его словам, он был готов даже «подать в отставку и вернуться к своей частной деятельности». В те дни он публично, в одном из столичных салонов, заявил о предстоящей отставке и одновременно о полученном приглашении занять место председателя правления с огромным по тем временам окладом 200 тысяч рублей. Получил он его от председателя правления С.-Петербургского Учетно-ссудного банка иудея Я.И. Утина, сыновья которого были ближайшими сотрудниками известного революционера-анархиста М. Бакунина и одновременно находились в тесном общении с Карлом Марксом.

Но кривая, как говорится, вывезла: Вышнеградский и Витте остались на своих местах. «Теперь, – по словам историков, – в их руках оказались все нити управления экономикой, финансами и транспортом».

Между тем не следует преувеличивать преданности С.Ю. Витте своему благодетелю И.А. Вышнеградскому. Выгораживая его перед Государем, Сергей Юльевич заботился, прежде всего, о самом себе. Как только подвернулся удобный случай, в «Московских ведомостях» появились, инспирированные «благодарным учеником» сенсационные корреспонденции из столицы о неизлечимой болезни Вышнеградского, страдающего ярко выраженным параличом головного мозга, в связи с чем пребывание его во главе Министерства финансов вряд ли возможно. Несомненно, что эти статьи сыграли свою роль в наступившей развязке. 30 августа 1892 г. С.Ю. Витте занял освободившееся министерское кресло, а подавший в отставку И.А. Вышнеградский 25 марта 1895 г. благополучно скончался. Остается заметить, что все участники той газетной кампании были щедро вознаграждены заказчиком.

 «КТО МОЖЕТ СРАВНИТЬСЯ С МАТИЛЬДОЙ МОЕЙ»

«Своим» в международном финансовом мире сделало Сергея Юльевича происхождение и родственные связи его самого, а также второй его жены, имевшей на него огромное влияние.

Исследователи уже давно обратили внимание, что в своих воспоминаниях Витте стремится предстать, таким, «каким, он хотел бы, чтобы его видели потомки». Рассказывая о своей родословной, он «всего в нескольких строках говорит об отце и ничего не пишет о его родственниках… Умолчав о предках со стороны отца, Витте многие страницы воспоминаний посвятил семье Фадеевых …“Вся моя семья, – подчеркивал Витте, – была в высокой степени монархической семьей, и эта сторона характера осталась и у меня по наследству”… С.Ю. Витте-мемуарист хотел убедить потомков, что он и по отцовской линии происходил не из малоизвестных обрусевших немцев, а родился в семье дворянина, к моменту его рождения принявшего православие и с годами под влиянием семьи Фадеевых сделавшегося “и по духу… вполне православным”. Витте позаботился, чтобы эти сведения о его родословной попали в солидные справочные издания».

Были у графа и еще более скрытые корни.

В числе ближайших родственников С.Ю. Витте были Н.М. Карамзин, обер-прокурор Св. Синода А.Д. Самарин, оккультисткаЕ.П. Блаватская (справа), супруга генерала от кавалерии А.А. Брусилова Н.В. Желиховская, религиозные философы князья С.Н. иЕ.Н. Трубецкие, писатель «красный граф» А.Н. Толстой, начальник Департамента полиции А.А. Лопухин (провокаторски раскрывший революционерам полицейскую агентуру), убийца Г.Е. Распутинакнязь Ф.Ф. Юсупов, советский наркоминдел Г.В. Чичерин.

 Родство всех перечисленных лиц восходит к одному из сотрудников Императора Петра Великого, вице-канцлеру и дипломату баронуП.П. Шафирову (1669-1739, слева), еврею по происхождению, и его многочисленному потомству (двое сыновей и пятеро дочерей) от брака со своей соплеменницей Анной Самуиловной. Через них барон щедро оплодотворил немало русских дворянских родов, в том числе и Рюриковичей – князейГагариных, Голицыных, Долгоруковых, Хованских, Вяземских, Трубецких.

Современные еврейские исследователи вполне обоснованно не считают такое родство «пустяком»: «Как бы ни сложились их судьбы, в конце концов, они вспоминают, к какому народу принадлежат, и это чувство определяет линию их поведения в решающий момент».

Отсюда все метания Витте. Вот он пишет о занимавшем пост начальника движения Одесской железной дороги Ф.М. Штерне: «Хотя он был человеком довольно знающим, человеком вполне достойным и, в сущности, очень хороший…, но он имел один недостаток, свойственный его расе; скажу, быть может, резкое слово – известное нахальство. Конечно, было очень странно, что начальником движения на казенной железной дороге был совершенный еврей, еврей, который нисколько не скрывал своей национальности, да, наконец, и в Одессе все это отлично знали». В то же время, несмотря на его «редкие антиеврейские высказывания», С.Ю. Витте вполне обоснованно считают «сторонником еврейского равноправия» пытавшимся «реализовать идеи о расширении прав евреев».

Первой женой С.Ю. Витте 29 июня 1879 г. была Надежда Андреевна Спиридонова, урожденная Иваненко, дочь штабс-ротмистра, в октябре 1890 г. скончавшаяся от разрыва сердца. Витте был в то время заведующим отделение эксплуатации правления Юго-Западных железных дорог в Петербурге. Практически все страницы, так или иначе связанные с ней, Витте вырезал впоследствии из оригинала рукописи своих воспоминаний.

В феврале 1892 г. Сергей Юльевич был назначен управляющим Министерства путей сообщения. Тогда и завязался его новый роман.

«Приблизительно через год после смерти моей жены, – вспоминал он, – я как-то случайно в театре заметил в ложе одну даму, которая произвела на меня большое впечатление, но в тот раз я не поинтересовался узнать, кто была эта дама. Затем летом я встречал эту даму на островах…» (Дело, однако, было не столь просто и «случайно», в чем мы убедимся далее.) 

Как выяснилось, звали ее Матильдой Ивановной. Женщине не было еще и тридцати, но она была замужем за Дмитрием Сергеевичем Лисаневичем, племянником жены генерал-адъютанта О.Б. Рихтера (1830-1908), воспитателя Императора Александра III, Командующего Императорской Главной квартирой, управляющего Канцелярией прошений, на Высочайшее имя приносимых.

Сергей Юльевич принялся уговаривать Матильду разойтись с мужем и выйти замуж за него, Витте. Но, по словам многознающего газетчика С.М. Проппера, «Матильда Ивановна сказала Сергею Юльевичу, что путь в её альков ведет через алтарь. Прошло немного времени, и Витте капитулировал.

Был, правда, у приглянувшейся министру женщины изъян, и не один. Прежде всего, если даже и удалось бы добиться развода, женитьба на разведенной женщине в то время в России, мягко говоря, не содействовала карьере. (Тут обращает на себя внимание тот факт, что обе жены Сергея Юльевича были разведенными, от обеих он не имел детей, у той и другой были дочери, прижитые в первом браке, которым Витте впоследствии дал свою фамилию. Эти обстоятельства свидетельствует, прежде всего, о самом Сергее Юльевиче.)

Однако главным препятствием в браке (о чем сам Витте в своих воспоминаниях ни разу не упоминает) было происхождение Матильды: девичья фамилия ее была Нурок, и была она дочерью еврейского купца.

«Во второй половине 1870-х и в начале 80-х годов, – сообщал все тот же информированный С.М. Проппер, – большой любовью в кругах петербургской молодой интеллигенции пользовался трактир Нурока на углу Вознесенского и Екатерининского проспектов. Учащуюся молодежь притягивала не только относительная дешевизна, хорошее приготовление и разнообразие блюд, но, главным образом, прелестные дочери хозяина, которые попеременно сидели в кассе и охотно болтали с юными посетителями.

Все три сестры сделали замечательную карьеру. Одна из них вышла замуж за Быховца, который только что закончил курс в Институте путей сообщения и руководил впоследствии строительством Сибирской железной дороги; другая – за сына богатого золотопромышленника Хотимского; третья была в первом браке замужем за мелким чиновником Лисаневичем, от которого имела дочь.

Вот эта-то последняя госпожа Лисаневич вскоре привлекла внимание петербургского beau monde своей красотой, умом и особым талантом вести беседу. Петербургский свет усердно искал ее общества. Через десять-пятнадцать лет признанного владычества в мире веселящегося Петербурга Матильда Ивановна начала чувствовать, что настало время упрочить свое положение, пока молодость еще не совсем прошла и ее личное обаяние еще не поблекло.

В этот критический для нее период в петербургском чиновном мире всплыла новая, в высшей степени интересная фигура в лице одного еще молодого вдовца, провинциала по происхождению и прошлому, который сделал необычайно быструю карьеру и явно шел навстречу еще большей.

Итак, это был человек, которого стоило бы покорить. Ее добрый друг, директор Горного департамента статский советник [К.А.] Скальковский, которого боялись все его знакомые за злой язык и едкие шутки, взял на себя посредничество. В один из субботних вечеров, когда светские дамы Петербурга почитали долгом выставлять на обозрение свои туалеты в ложах бельэтажа французского Михайловского театра, Скальковский в антракте представил госпоже Лисаневич тогда сорокадвухлетнего Витте. Он увидел ее и покорился навсегда. Это впечатление определило всю его последующую жизнь».

После согласия Матильды, вероятно, пришлось утрясти дело с родственником её мужа влиятельным придворным генералом О.Б. Рихтером. Дело сладилось. «…Отношения мои с Рихтером, – вспоминал Витте, – остались до самой его смерти превосходные; они не были никогда особенно близкими, но были всегда корректными, нормальными и правильными. Что же касается до мадам Рихтер, то с того времени я перестал с нею кланяться…».

Однако супруг Д.С. Лисаневич не хотел уступать жену просто так, за здорово живешь. Напрасно С.Ю. Витте прибегал к услугам близкого ему еще со времен «Священной Дружины» министра внутренних дел Д.С. Сипягина, угрожая упершемуся законному мужу высылкой. Не помогло. Пришлось Сергею Юльевичу будущую свою жену выкупать, по одним сведениям, за 20 тысяч, по другим за 30 тысяч рублей с предоставлением казенного места с содержанием не менее 3 тысяч рублей в год.

За помощью С.Ю. Витте обратился к издававшему известную газету деловых кругов «Биржевые ведомости» С.М. Пропперу, сыну еврейского банкира. «Мне нужны деньги для женитьбы», – заявил он ему. «Он назвал сумму в 30 000 рублей, – вспоминал Пропер, –которую потребовал теперешний муж его жены в качестве отступного за согласие на развод. Я очень хорошо понимал, зачем Витте мне все это рассказывал, но не мог отреагировать на намек. Моя газета еще не имела тех тиражей и того положения, которого достигла позднее. Как человек тонкого рассудка Витте понял меня и перешел к другим темам».

Добыл необходимую сумму корреспондент берлинской газеты «Reichskorrespondenz» Д.А. Гравенгоф, из выкрестов. По словам Проппера, «он нашел эту сумму у директора Русского банка для внешней торговли Френкеля, который сразу понял, что такое вложение капитала могло оказаться со временем весьма прибыльным».

И не ошибся: услуга имела далеко идущие последствия. Есть старая поговорка: «Маленькие услуги питают большую дружбу». «Гравенгоф, – продолжает Пропер, – стал лучшим, преданнейшим другом будущей госпожи Витте… Гравенгоф становится сватом. У Витте была приемная дочь от первой жены, сирота, которая жила в его доме. В Министерстве финансов служил молодой чиновник, сын киевского профессора Меринга, одного из богатейших домовладельцев Киева. Гравенгоф посредничает в замужестве. В качестве приданого Меринг получает пост вице-директора Кредитной канцелярии, через которую проходили все финансовые операции государства, утверждение акционерных обществ, разрешение новых привилегий для уже существующих компаний, кредитные операции Государственного, Дворянского, а также Крестьянского поземельного банка.

Меринг становится закадычным другом Гравенгофа… Гравенгоф напал наконец на золотую жилу. К ее эксплуатации должны быть привлечены новые силы.

Витте в юности, как бедный студент Одесского университета, был домашним учителем сыновей главы богатого одесского банкирского дома Рафалович и Ко. Со старшими сыновьями он был на ты, они были его университетскими коллегами, к младшему, своему ученикуАртемию Федоровичу, он был особенно привязан. Последний незадолго до назначения Витте (одесская фирма за несколько лет перед этим должна была прекратить платежи) учредил небольшую банкирскую контору в Петербурге на Невском проспекте. Гравенгоф побудил генерального директора Русского банка для внешней торговли, Френкеля, того самого, который уже инвестировал 30 000 рублей в дело Витте, принять Рафаловича к себе в банк в качестве содиректора. Рафалович как новоиспеченный член правления и второй директор Русского банка начинает ежедневно посещать Витте, чтобы информировать министра о событиях на бирже. Генеральный директор банка Френкель, представленный им министру, вскоре находит также доступ на частную квартиру министра, становится там persona gratissima и усердным советником госпожи Витте в ее “маленьких” коммерческих делах. В книгах Русского банка появляется новый счет: Gravenhof conto separato...»

Между тем, затея Витте с женитьбой получила огласку. «В Петербурге, – вспоминал очевидец, – образовалась лига защиты добрых нравов».

Но и Витте уперся. В связи с этим обычно пишут о «действительно сильном чувстве», о том, что Витте, мол, «не остановился даже перед угрозой погубить свою блестяще складывающуюся карьеру». В доказательство приводят даже собственноручно написанное Сергеем Юльевичем письмо (в характерном для него стиле) «милой и любимой Матильдочке»: «…Когда я терзался, когда я плакал как ребенок через тебя и за тобою, то мне тогда было счастьем покончить с собою». Но что и как не приходилось ему писать в своей жизни! Ничему, вышедшему из-под пера Витте, просто так верить не приходится. (Недаром, заметим, человек с необычайно развитым нюхом, глава русской заграничной агентуры в Париже П.И. Рачковский, называл С.Ю. Витте Альфонсинкой).

В данном случае ларчик отпирался совсем просто. Тут был расчет. И немалый…

Вспоминая о той встрече в Министерстве путей сообщения, С.М. Проппер писал: «Я знал, что говорили в петербургском обществе о предполагавшейся женитьбе Витте и догадывался о его переживаниях в предвидении те испытаний, которые предстоят ему в связи с этим браком. Я невольно покачала головой, и на моем лице, должно быть, ясно отразились мои мысли. Сергей Юльевич придвинул мне кресло и, сев напротив меня, стал говорить с необычайной для него страстностью: “Прежде всего, я люблю эту женщину. Это мое личное дело, и я имею на это право… С моим характером и известным Вам моим отрицанием существующих в обществе условностей мне ни одна женщина из высших сфер, к которым вынужден принадлежать министр, не может предложить того, что я ищу… Я представляю себе трудности, с которыми столкнусь, я их преодолею”».

Вопрос с женитьбой был решен практически одновременно с назначением С.Ю. Витте министром путей сообщения в 1892 г. Рассказывали, что на прошении Сергея Юльевича о заключении брака с разведенной еврейкой, Император Александр III собственноручно начертал: «А хоть бы и на козе!».

Обвенчались в 1892 г. в домовой церкви Института путей сообщения.

Шаферов выбирали со смыслом. Со стороны жениха это был барон Павел Эдуардович фон Вольф, в то время офицер-конногвардеец, впоследствии чиновник особых поручений при министре Императорского Двора, шталмейстер. Со стороны невесты капитан И.Л. Татищев – в то время адъютант Вел. Кн. Владимира Александровича, а впоследствии генерал-адъютант, добровольно отправившийся в Царственными Мучениками в Тобольск и Екатеринбург и там убитый.

15 февраля 1892 г. С.Ю. Витте был назначен управляющим Министерством путей сообщения. Вскоре последовал брак министра на М.И. Лисаневич, после заключения которого 30 августа того же 1892 г. Сергей Юльевич был назначен управляющим Министерством финансов. В самом начале следующего года (1 января) С.Ю. Витте именным Высочайшим указом Правительствующему Сенату был назначен министром финансов с производством в тайные советники, т.е. по Петровской Табели о рангах в чин III класса, соответствующий генерал-лейтенанту. На этом посту он бессменно пробыл вплоть до августа 1903 г. в течение 11 лет.

Вторая супруга С.Ю. Витте была «решительной и твердой женщиной», однако здоровья незавидного. Для лечения и операций Сергею Юльевичу часто приходилось вывозить жену за границу. В одной из таких поездок в 1907 г. ей был поставлен диагноз эпилепсия.

Со слов Новгородского губернатора, Государственный контролер Т.И. Филипповзаписал в дневник новость: вскоре после свадьбы Витте перевел мужей живших там сестер Матильды, инженера Быховца и врача Леви, «на новые места с огромными окладами и подъемными на удивление всему Новгороду».

Была у Матильды еще одна сестра, мужем которой был сын богатого еврейского золотопромышленника Хотимского.

Известен некий томский мещанин Гирш Берович Хотимский, в 1889 г. разместивший свои неизвестного происхождения капиталы в золотопромышленности. Его наследница М.Г. Хотимская владела прииском, входившими в Акционерное общество Верх-Исетских заводов,располагавшихся как раз на месте будущего цареубийства.

«…Со второй сестрой, госпожой Хотимской и ее мужем, которые не желали отречься от веры отцов и остались верными еврейству, госпожа Витте прервала все сношения». В это свидетельство С.М. Проппера верится с трудом. Можно согласиться, видимо, лишь с тем, что таковые отношения просто не афишировались. 

Всякого рода денежные аферы были, похоже, характерны для ближайших родственников Сергея Юльевича.

А.С. Суворин 26 января 1893 г. занес в свой дневник: «На счастье Витте умер Хотимский, жид, золотопромышленник, брат жены Витте… Бонвиан, купивший имения И.А. Виельгорского, которого содержал несколько лет, платя ему по 12 000 в год. Через Хотимского все можно было сделать у Всеволожского. Он был посредником…». Пример, можно сказать классический, впрочем как и внутрисемейные отношения. В том же суворинском дневнике читаем: «Приехала сестра жены Витте, вдова известного мошенника и пройдохи. Скальковский и Плетнев были у нее. Ехали и думали – вот слезы будут и проч. Приезжают: выходит жовиальная дама, хохочет, смеется и т.д.».

Сомнительными финансовыми спекуляциями занималась и падчерица Сергея Юльевича от первого его брака Софья и ее муж М.Ф. Меринг, подвизавшийся при тесте сначала в Министерстве путей сообщения, а потом в Министерстве финансов.

Однако дело тут было, возможно, и не в конкретном положении родственников Матильды в зазеркальном еврейском мире, а просто в самом факте принадлежности к нему жены министра Империи. Начинание С.Ю. Витте оказалось прямо-таки пророческим для ХХ века. Известный современный юдофил проф. П.А. Николаевсовершенно откровенно пишет: «Известно, что в 1920-30-е годы люди, желавшие идти во власть, стремились жениться на еврейках и даже пытались изменить имена своих жен с русских на еврейские. С такой женщиной (женой министра путей сообщения Ковалёва) мне пришлось однажды откровенно разговаривать о том, почему она своё девичье имя Дарьясменила на Дору. Муж сказал, что он не сделает карьеру, если она оставит своё русское имя».

«ЧТО ТАКОЕ ФИНАНСЫ РОССИИ?»

Занимая положение министра путей сообщения (1892) и особенно министра финансов (1892-1903), Сергей Юльевич неминуемо должен был еще теснее сойтись с евреями. Более того, от этого напрямую зависела успешность его как главы этих Министерств.

«…Железные дороги, ведущие артерии быстро развивающегося капитализма, – отмечают современные исследователи, – контролировал Самуил Поляков. Еврейские железнодорожные магнаты воспитали и выдвинули из Одессы даже “своего человека” в Главы Правительства – …энергичного и вероломного С. Ю. Витте».

Один из братьев, Самуил Поляков (ум. 1888), разбогател на винных откупах, военных заказах и железнодорожном строительстве. У него была репутация беззастенчивого и хищного дельца, крайне неразборчивого в средствах. Огромные средства наживались им за счет казны. Этому способствовало тайное участия в его откупах крупных сановников, включая сенаторов и даже членов Государственного Совета, имевших свои паи. Ходатаи из придворных получали от железнодорожных магнатов 4 тысячи рублей с версты. Одним из его могущественных покровителей был министр почт и телеграфов гр.Толстой. Жил С. Поляков в Петербурге в одном из престижнейших особняков на Английской набережной, купленном им у графов Борхов. Одна из его дочерей вышла замуж за крупного английского банкира еврея барона Д. Гирша, другая – за сына банкира и железнодорожного короля А.М. Варшавского. Репутация его как строителя железных дорог была подорвана после крушения Царского поезда в Борках 1888 г., на принадлежавшей ему ранее и построенной им Курско-Харьковско-Азовской дороге. Скончался он в день похорон своего родственника А.М. Варшавского, прямо на кладбище. (Антон Моисеевич, незадолго до этого разорившийся, повесился в апреле 1888 г. после того, как его сын, женатый на дочке Полякова, отказал ему ссудить деньги на оплату срочного векселя.)

 Другой брат, Яков Поляков, занимался банкирским промыслом. Он был учредителем Донского земельного (1873) и Петербургско-Азовского коммерческого банков, а также Азовско-Донского коммерческого банка (1877). Кроме того, он фактически был хозяином Русско-Персидского торгово-промышленного общества. Накануне русско-японской войны его влияние в деловом мiре сошло на нет.

 Самым богатым из братьев был младший Лазарь. В 1873 г. он открыл в Москве свой банкирский дом, который к концу 1890-х гг. стал центром управления большой группой влиятельных банков. В течение 35 лет он был главой еврейской общины в Москве; на его средства была построена там хоральная синагога. Вскоре, однако, банкирский дом Л.С. Полякова поразил жесточайший кризис. Государственную поддержку пытался оказывать С.Ю. Витте, но она потерпела неудачу из-за позиции Императора Николая II, негативно относившегося к клану Поляковых. Разорение банкирского дома Государь рассматривал как «освобождение» Первопрестольной «от еврейского гнезда».

Избирательность такого отношения, однако, демонстрирует возведение в ноябре 1897 г. внука Якова Полякова, Владимира Лазаревича, в потомственное дворянство. Характерно, что после октябрьского переворота 1917 г. последний стал финансовым советником Британского посольства в Петрограде. Внебрачной дочерью Лазаря Полякова была балерина Анна Павлова, которой он оказывал материальную поддержку, а вся еврейская пресса делала из нее "королеву балета".

Конец XIX в. в России был временем особым, переломным. Известный в то время экономист В. Гурко отмечал: «Место русского купца все более и более занимается евреем. Кредит давно стал родной стихией евреев. Крупнейшие банки страны почти все уже в их руках».

Справедливости ради, следует отметить, что это был итог «Великих реформ» Императора Александра II, по своим последствиям не менее важных для евреев, чем для русских, ради которых они будто бы и проводились. Были разрешены акционерные коммерческие банки, которые тут же стали еврейскими, евреям же был открыт путь в золотодобывающую и горную промышленность, адвокатуру, прессу… Именно эти «Великие реформы» и обе революции в России 1917 г. (их противоречие в зеркале еврейского вопроса лишь кажущееся) выпустили джинна из бутылки. Это отлично понимал народ, когда в известной поговорке выстраивал единый ряд: «Чай Высоцкого, сахар Бродского, Россия Троцкого».

 Вульф Янкелевич (Калонимос Зеев) Высоцкий(1824-1904) – уроженец Ковенской губернии, купец 1-й гильдии, основал в 1858 г. в Москве знаменитую чайную фирму. Открыл филиал в Нью-Йорке (1904). В Лондоне основал «Англо-Азиатскую кампанию» (1907), поставив во главе ее А. Гинцберга. Чай Высоцкого постепенно проник на все пять континентов. Он умудрялся продавать чай даже в… Китай. Был поставщиком Двора Его Императорского Высочества Вел. Кн. Николая Михайловича. Переводил солидную часть своих доходов на нужды евреев в Палестину. На его средства был основан Хайфский Техникон. Семейным промыслом занимались затем сын и внук. В 1919 г. компания перенесла свою деятельность в Польшу, а в 1936 г. – в Палестину. Фирма функционирует и до сих пор.

Бродские – еврейская фамилия известных сахарозаводчиков, финансистов и предпринимателей. Выходцы из раввинского рода Шоров, живших в Галицком городе Броды (откуда и фамилия). Первым ее принял Меир (Марк) Бродский, у которого было пятеро сыновей:

Абрам Маркович (1816-1884) – основатель одесской династии Бродских. Широко занимался благотворительностью среди евреев, построил в Одессе синагогу. На его похоронах раввином были сказаны примечательные слова: «Благотворительные дела были плодом рассудка и холодного ума, но не потребностью его сердца».

Израиль Маркович (1823-1888) – основал свой первый сахарорафинадный завод в 1846 г. в с. Лебедине. Обоих братьев хорошо знал и даже оказывал им услуги С.Ю. Витте. Сыновья Израиля Бродского, Лазарь (?-1904) и Лев в начале ХХ в. владели уже шестью акционерными товариществами, в состав которых входили 10 свеклосахарных и три рафинадных завода в Киевской, Черниговской, Полтавской, Одесской, Подольской и Курской губерниях. Лазарь вел в Киеве широкую благотворительную работу: строил больницы для евреев, учебные заведения; на его пожертвования в 1902 г. был открыт приют для бедных и больных евреев, направлявших своих пациентов на лечение в Карлсбад (Карловы Вары). Он добился разрешения на строительство в Киеве хоральной синагоги, в торжественном открытии которой (24.8.1898) принял участие гражданский губернатор Ф.Ф. Трепов, открывший золотым ключом парадный вход. Был награжден российскими орденами свв. Станислава, Анны и Владимира, французским орденом Почетного Легиона. Скончался в Базеле, где жила его дочь Мария, вышедшая замуж за Юлия Дрейфуса. После этого главенство в семье киевских Бродских перешло к его брату Льву, большую часть времени проводившему за границей, на курортах, играя в рулетку. После 1918 г. его семья окончательно оставила Россию, проживая сначала на Принцевых островах, а затем обосновавшись в Париже.

Порой создается впечатление, что к переменам середины XIX в. готовились, они как бы ожидались. Уже к началу 1850-х гг. крупным банкирским центром становится Бердичев. Большинство из 8 банкирских домов города располагалось на улице Золотой.

Вот как описывал современник дальнейшее расползание банковской опухоли из этой пёстрой ленты на западной окраине Империи по телу всей России: «В выходцах из черты оседлости происходила полная метаморфоза: откупщик превращался в банкира, подрядчик – в предпринимателя высокого полета, а их служащие – в столичных денди …Образовалась фаланга биржевых маклеров (“зайцев”), производивших колоссальные воздушные обороты».

Родство капитализма, как такового, и еврейства не раз становилось предметом серьезных научных исследований. (Достаточно вспомнить труды одного из крупнейших западных экономистов и социологов Вернера Зомбарта) По его словам, именно под влиянием евреев сформировались такие понятия, как векселя, акции, фондовый рынок, биржи и т.д. Одной из важнейших форм капиталистического хозяйства сталаторговля кредитом. И европейцы приняли правила этой придуманной не ими игры. С тех пор коммерциализация всё более и более пронизывает все области человеческих взаимоотношений (от собственно экономических вплоть до политических и даже брачных).

Не была исключением и Россия. Еще в 1873 г. известная консервативная русская газета «Гражданин» отмечала: «Страшный наплыв к нам евреев и других иностранных финансистов, банкиров, ажиотёров, спекулянтов, присоединение к ним всякого звания русских финансовых дельцов и купное их всех быстрое обогащение ясно доказывают, что финансистам вполне дозволено почитать кредит в России не государственным богатством, – а товаром, не общим и неделимым гражданским достоянием, а собственностью тех финансистов, которые его захватят в своё распоряжение, не источником государственной власти правительства, – а источником власти финансистов, и, наконец, не орудием государственного управления, – а орудием плутократии для безнаказанной эксплуатации благосостояния всех русских граждан, не занимающихся вредною для государства торговлею кредитом».

Кн. В.П. Мещерский искренне сожалел об уходе в прошлое чисто правительственного финансового строя государства: «…Масса народного капитала переплаченного по всевозможным банковским операциям, – будучи государственным доходом, – увеличила бы собою народное достояние, а не ушла бы в бездонные карманы жидов, плутократов, разных аферистов и за границу».

«Некоторое представление об итогах развития этого процесса к началу ХХ века дают сведения о распределении акций и облигаций. Они свидетельствуют, что за пореформенные годы удельный вес русских ценных бумаг, концентрировавшихся в руках иностранных подданных, поднялся до 35% (7,6 из 21,6 млрд. руб.). А значит, в начале ХХ в. уже треть получаемой их владельцами прибыли поступала в руки иностранных граждан. Если бы этот процесс развивался прежними темпами то уже в 20-30-е годы большая часть русских ценных бумаг должна была бы сосредоточиться в руках иностранных держателей».

Это к вопросу, «Кому на Руси жить хорошо?», который хорошо было бы, правды ради, несколько переиначить: «Кому за счет Руси жить хорошо?»

В связи с этим стоит подумать о хлопотах вокруг открытого в 2005 г. памятника Императору Александру II, самим фактом своего возведения занявшего у храма Христа Спасителя место прежнего известного монумента Императору Александру III. Вспомните, кто был инициатором его постройки (Борис Немцов, Альфред Кох, Анатолий Чубайс). Вспомните, что одним из главных лиц на его открытии был Юрий Лужков, тот самый, который в свое время яро воспротивился установлению в Москве памятника Императору Николаю II, нашему Царю Мученику. Прочитайте надпись на освященном монументе: «…освободителю от многовекового рабства…»

Подумайте, и вам всё станет ясно…

Старая и вечно новая тема: кому «пролетариат» ставит свои памятники…

***

Женитьба С.Ю. Витте, похоже, стала еще одним трамплином на его пути к вожделенной власти.

Наблюдавший государственную карьеру С.Ю. Витте с самых ее истоков князь В.П. Мещерский отмечал ту «характерную метаморфозу, которая в нем произошла по переезде из дворца министра путей сообщения в дом министра финансов на Мойке»:

«С назначением министром финансов [и с женитьбой, прибавим мы – С.Ф.] для Витте сразу открылся громадный новый мир людских личных интересов, личных вожделений и самых разнообразных поводов обращаться к нему; а рядом с этим в мире государственных людей ему пришлось сразу познакомиться со всеми теми элементами, отношения к которым должны были устанавливаться в зависимости от его умения приобретать союзников и помощников и парализовать противодействие ему противников. Словом, создалась целая огромная новая школа для человека, вступившего в нее без всяких о ней понятий.

И вот началась двойная жизнь в судьбе Витте как министра финансов. Одна жизнь была жизнь напряженного крупного ума в области творчества и труда по министерству финансов, а другую жизнь составляли всевозможные новые отношения к людям всяких положений, и в особенности к так называемому большому свету, где охотников до казны всегда было больше, чем в других сферах.

И вот эта вторая жизнь постепенно изменяла духовную личность человека в Витте, по мере того как для него выяснилось, какой политики он должен держаться и какими услугами должен покупать себе связи в большом свете и друзей в государственном мире.

Школа эта дала ему то и другое – связи в большом свете и друзей в государственном мире, но в то же время то и другое, как я сказал, сделало его другим человеком. Как министр финансов, он оставался в своем кабинете тем же даровитым тружеником и творцом идей, но как собеседник, как человек, он утратил свою прелесть девственной, так сказать, простоты и естественной самостоятельности мысли; в нем стал слишком часто слышаться вопрос: а что скажет “княгиня Марья Алексеевна”?..».

Вот, между прочим, образчик откровений Витте, когда он был сам собой. Получив пост министра финансов, Сергей Юльевич сказал пришедшему к нему журналисту И.И. Колышко: «В России тот пан, у которого в руках финансы. Этого до сих пор не понимали. Даже Вышнеградский. Но я их научу. Пути сообщения? И они будут в моей власти… Как и все. Кроме министра финансов, в России есть еще только власть министра внутренних дел. Я бы не отказался. Но это еще рано. Надо дать в руки власти аппарат денег… С деньгами я прекращу любое революционное движение. Этого тоже не понимают. Тюрьмы, виселицы – ерунда. Тех, кто делает революцию в России, нашего разночинца, – надо купить. И я куплю его. У меня целый план. И я его проведу, хотя бы все лопнуло кругом».

На первый взгляд, всё так и происходило. «Главною задачею каждого ведомства, – отмечал современник, – было ладить с министром финансов, чтоб получить желательные для ведомства кредиты по государственному бюджету. С.Ю. Витте прекрасно учел это положение и из министра финансов легко создал положение хозяина всей экономической жизни России или вернее безответственного экономического диктатора».

Крайнее властолюбие еще со времен Царствования Императора Александра III ни для кого не было секретом. «Как только граф Витте сделался министром финансов [в 1892 г.], – писал А.П. Извольский, – он сейчас же обнаружил явную склонность доминировать над другими членами кабинета и стал de facto, если не de jure, действительным главой русского правительства… Будучи министром финансов, он поставил все министерства в зависимости от себя, так как Александр III совершенно доверял ему, отказывая в санкции кредита без согласия графа Витте».

«К 1900 г., – пишут историки исследовавшие деятельность Витте, – влияние Министерства финансов простиралось далеко за пределы отведенной ему сферы деятельности, а Витте уверенно выдвигался на первое место в российском бюрократическом аппарате, и от него во многом зависело определение направления не только внутренней, но и внешней политики.

О том, что это был действительно ключевой пост в России, ярко, со знанием дела писал в свое время (еще не только до того, как его занял С.Ю. Витте, но и до его предместника И.А. Вышнеградского) кн. В.П. Мещерский:

«Что такое финансы России?

С одной стороны, это экономические и денежные средства России, с другой стороны, это главный ключ к политическому состоянию России. Финансовое управление в одних руках может повести к упрочению в России порядка, Власти и Самодержавия; в других руках те же финансы могут повести к разрушению политического строя России. К великому, но, увы, несомненно, действительному горю России, теперь финансы ее в руках опасных людей, и опасных именно для Государя и Государства людей…

В Министерстве финансов свили себе гнездо все ультрарадикалы, и люди, как те, которые орудуют в Министерстве финансов, прикрытые разными минами, положительно опасные люди…

Всё это вместе, если соединить со страшною подпольною силою берлинских [вскоре появятся французские, английские, американские. – С.Ф.] и петербургских евреев в Министерстве финансов, не только далекое, но близкое будущее рисует в ужасных красках. Тут, кроме экономического разорения России, угроза постоянная, что революционная и анархистская партия разрушения будет иметь в финансовом мире почву для своих действий на народ и для разрушительных своих замыслов. Вот почему так важен вопрос…, кто будет во главе финансового ведомства?».

В конце концов, привыкнув к линзам ростовщиков, торговцев и менял, С.Ю. Витте утратил первоначальную остроту зрения, что замечали и его сторонники: «Граф Витте как финансист склонялся к мысли, что только материальная обстановка является доминирующей в политике. В результате граф Витте часто совершал тяжелые ошибки в своей оценке международного положения» .

Одновременно он сильно прикипел к министерскому креслу, чувствуя, какую силу оно сообщает своему хозяину. О том, какое значение Витте придавал своему положению, видно из ответа его в августе 1903 г. Государю, предложившему ему принять пост председателя Комитета министров. Сергей Юльевич заявил, что в этом случае он бы«просил совсем уволить» его «от всех должностей». Узнав о предложении, Матильда впала в истерику…

Было от чего потерять голову: идя на «повышение» Витте фактически терял надежные рычаги управления финансовыми потоками. Петербургские остряки шутили: Витте упал кверху.

Министр-маклер

Как совершенно определенно утверждал М.Н. Покровский, Сергей Юльевич «представлял крупнейшую, главным образом банковую, лишь во второй линии промышленную, буржуазию. Я говорю о 1905-м годе, – подчеркивал он, – в 1890-х годах Витте представлял именно промышленную буржуазию».

При этом Сергей Юльевич подмял под себя все крупные банки. «Ни один из министров финансов пореформенной поры не пользовался так широко средствами государственного воздействия на экономику, как Витте».

«Русские банки времен Витте, – утверждал близкий его знакомый И.И. Колышко, – из объектов истории стали субъектами её. Они оперировали почти целиком на средства Государственного банка. Администрация этих банков, при фикции выборности, состояла по существу из чиновников Министерства финансов. А так как биржу составляли именно они, то ясно, что биржа, с ее взмахами вверх и вниз, с ее аппаратом обогащения и разорения, была филиалом Министерства финансов».

Специально для экономического проникновения на рынки Дальнего и Среднего Востока служили учрежденные С.Ю. Витте в 1894-1897 гг. банки: Русско-Китайский, Русско-Корейский и Учетно-ссудный банк Персии .

По словам гофмейстера Императорского Двора В.М. Вонлярлярского, Русско-Китайский банк находился «в руках французских евреев». В его докладе, переданном Царю в 1898 г. через Вел. Кн. Александра Михайловича, утверждал, что министр финансов оперирует иностранными и еврейскими капиталами, что не только никак не совместимо с «реальными русскими интересами» на Дальнем Востоке, но и угрожает «исконному государственному строю и порядкам» в Российской Империи.

Этому способствовала и вся в целом экономическая деятельность С.Ю. Витте на посту министра финансов, о чем вполне определенно писал в своих воспоминаниях известный общественный деятель, масон и кадет профессор А.А. Кизеветтер: «…Экономическая политика и Вышнеградского и Витте, совершенно независимо от их личного политического profession de foi [«исповедования веры» - прим. ред.], внушаемого либо традицией, либо карьерными соображениями, – лила воду на мельницу конституционного движения…».

Тем временем «приток в Россию иностранных капиталов, вызванный виттевскими экономическими реформами и хозяйственным подъемом второй половины 1890-х гг., – считают исследователи, – столкнулся с неизменным, как и десятилетия назад, негативным отношением русского правительства к учреждению в стране филиалов иностранных банков… Западноевропейские банкиры были вынуждены учреждать отделения своих банков под видом русских кредитных учреждений. Так в 1901 г. в Петербурге появился Северный банк, фактически являвшийся филиалом парижского банка “Сосьете Женераль”. В 1910 г. Северный банк объединился с Русско-Китайским, в результате чего возник крупнейший в России Русско-Азиатский банк».

Это была особая среда. То, по словам служившего в Русско-Азиатском банке кн. В.А. Оболенского, «были преимущественно люди, большая часть интересов которых была направлена на стяжание и обогащение. Они следили за биржевым курсом бумаг, играли на бирже и делали банковскую карьеру. Услужливые по отношению к начальству, они подсиживали своих конкурентов, не брезгуя никакими интригами, и были грубы с подчиненными».

Как одну из важнейших до сих пор нерешенных проблем, исследователи отмечают неизученность персонального состава банковской элиты, на протяжении почти что полувека определявшей финансовую политику России. При этом, как правило, речь идет о трех поколениях банкиров.

Первое поколение основателей (грюндеров) к началу 1890-х сошло со сцены. Его сменило второе, виттевского призыва. «Придя в 1892 г. к управлению Министерством финансов, С.Ю. Витте выступил с широкой программой реформ хозяйственного механизма страны при содействии иностранного капитала.

Петербургские банкиры второго поколения – главные помощники министра в привлечении этого капитала в страну как в виде государственных и гарантированных правительством займов, так и в виде прямых промышленных инвестиций. Среди этих банкиров особо выделялся А.Ю. Ротштейн, сменивший В.А. Ляского на посту главы Международного банка, ставший доверенным лицом министра финансов в заключении внешних займов и в проведении виттевской дальневосточной политики».

«Уродливой внешности, нагло-грубый в обращении, он был гением банковского дела», – писал о А.Ю. Ротштейне (1858-1904) близкий С.Ю. Витте журналист И.И. Колышко. Об Адольфе Юльевиче достоверно известно, что он состоял в одной из лож «Великого Востока», как и тот факт, что против него был сильно предубежден Император Николай II.

По свидетельству исследовавшего вопрос современного петербургского историка С.Г. Беляева, «поверенный в делах США в Петербурге Г.Д. Пирс писал в это время главе банкирского дома Морганов, что Ротштейн играет в финансовой жизни России ту же “контролирующую” роль, которую сам Морган играет в Америке. В 1895 г. Ротштейн стал одним из организаторов Русско-Китайского банка, на деле являвшегося филиалом Государственного банка на Дальнем Востоке и основным инструментом виттевского “мирного” проникновения в Маньчжурию. Впрочем, благодаря Ротштейну, не только Русско-Китайский, но до некоторой степени и Петербургский Международный банк в это время играл роль банка русского правительства[…с

Смерть Ротштейна в 1904 г., вслед за отставкой с министерского поста его покровителя Витте, в определенной мере стала тем рубежом, за которым руководство столичными банками стала переходить в руки следующего поколения банкиров.

К управлению Петербургским Международным банком приходит А.И. Вышнеградский, сын[покровителя С.Ю. Витте] министра финансов и бывший вице-директор Кредитной канцелярии… В руководстве Сибирского банка все большее значение приобретает М.А. Соловейчик, первоначально деливший власть в правлении с мужем своей сестры В.Л. Лунцем, дядей последнего Э.С. Манделем и братом жены А.И. Вышнеградского Я.И. Савичем». Таким образом, управление банками приобретало резко выраженный еврейский семейный характер.

Даже последующий (в 1906 г.) уход С.Ю. Витте с правительственных постов вовсе не означал отказ его от дальнейшего влияния на финансовую политику России. Следы таких попыток видны на примере его взаимоотношений с одним из своих сотрудников, к которому он даже в своих известных нелицеприятными характеристиками мемуарах проявлял редкостное благоволение («выдающийся финансист»). Речь идет о А.И. Путилове(1866-после 1937), родственнике главы  Общества Путиловских заводов. С 1890 г. Алексей Иванович служил помощником юрисконсульта в Министерстве финансов, с 1900 г. исполнял обязанности заместителя директора канцелярии и секретаря С.Ю. Витте, с 1902 г. был директором Общей канцелярии министра. Характерно, что даже после того как Сергей Юльевич ушел с поста министра, А.И. Путилов продолжал его информировать о всех новостях в финансовом ведомстве и даже участвовал в борьбе в интересах своего бывшего шефа. Сразу же после объявления Манифеста 17 октября 1905 г. в кабинете гр. С.Ю. Витте он занял пост товарища министра финансов. Это была высшая точка в официальной государственной карьере Алексея Ивановича, закончившейся вместе с отставкой в апреле 1906 г. кабинета его патрона. С тех пор А.И. Путилов участвует в руководстве акционерных обществ. В 1908 г., после слияния Северного банка с Русско-Китайским (акционером которого он состоял с 1905 г.), он становится директором-распорядителем (председателем правления) Русско-Азиатского банка. В отличие от министра финансов В.Н. Коковцова, А.И. Путилов был прекрасно осведомлен о попытке в конце 1911 г. поставить во главе этого крупнейшего русского коммерческого банка гр. С.Ю Витте. По мнению французских банкиров, «никогда русское правительство не оставит банк, во главе которого будет Витте». Были, разумеется, и другие резоны. Но, как бы то ни было, инициатива закончилась ничем… Весьма характерны политические взгляды этого сохранявшего верность Витте человека в годы Великой войны, активное участие его в масонских ложах, а также близкие его отношения с Л.Б. Красиным и некоторыми другими большевиками, принесшие ему, уже в эмиграции, некоторые неприятности.

Другим крупным деятелем Русско-Азиатского банка, проводившим экспортно-импортные операциями, был А.Л. Животовский, один из четырех братьев-дельцов, выходцев из черты оседлости из-под Киева. В течение 15 лет этот помощник провизора стал миллионером, войдя в состав предпринимательской элиты России. Представителем А.Л. Животовского в Японии был знаменитый впоследствии английский шпион Сидней Рейли, по происхождению одесский еврей. В агентурных документах Департамента полиции он проходил под именем «патриарх».

Интересно, что Абрам Животовский вместе с братом Давидом открывали собою список из 385 человек, причастных к делу известного масона кн. Д.И. Бебутова, подозревавшегося Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства в связях с немцами. В списке значились Александр и Альфред Горациевичи Гинцбурги, Н.Н. Кутлер, Э.Л. и Г.Л. Нобели, А.И. Гучков, В.А. Маклаков, М.М. Ковалевский, С.Ю. Витте и др. Тесные деловые отношения у Животовского установились с банкирамиМорганом и Паулем Варбургом.

Именно к А.Л. Животовскому, возвращаясь в 1917 г. в Россию из эмиграции, дал телеграмму Л.Д. Троцкий-Бронштейн. Дело в том, что Абрам Львович приходился «творцу русской революции» дядей (и одновременно тестем, поскольку, судя по свидетельствуХристиана Раковского/ Хаима Раковера, «Наталья Ивановна Седова» это – дочь Абрама Животовского, т.е. двоюродная сестра Бронштейна-Троцкого; получается, что это был очередной тесный межродственный брак, ведущий к дегенерации – прим. ред.). Эмигрировав после октябрьского переворота 1917 г. за границу, А.Л. Животовский сохранял (и в немалой степени благодаря своему родственнику) экономические связи с советской Россией. В эмигрантской печати упоминается его попытка вместе со своими братьями и другими еврейскими дельцами (Высоцким, Златопольским, Добрым, Цейтлиным, Лесиным и другими) создать в Париже замаскированный советский банк. (Историю эту «раскопал» современный петербургский историк А.В. Островский.)

Что касается Витте, то список, как говорится, можно продолжить и еще.

В свое время Сергей Юльевич писал о своих «личных хороших отношениях с главою дома Ротшильдов, который всегда являлся главою синдиката по совершению русских займов, когда в них принимали участие еврейские фирмы» . (В конце в 1850-х гг. в Петербурге зафиксировано первое, по крайней мере легальное, появление поверенного Ротшильда, претендовавшего на положение придворного банкира.) По свидетельству статс-секретаря А.А. Половцова, «на первых же днях нового Царствования [Императора Николая II] Витте заключает заем со всеми домами Ротшильдов». Связи с Альфонсом Ротшильдом С.Ю. Витте получил, с одной стороны, по наследству от своего предшественника министра финансов И.А. Вышнеградского, с другой, – помогли родственные связи со стороны жены. И еще вопрос, что фактически имело больший вес.

Прибавьте к этому тесные отношения, и даже дружбу, С.Ю. Витте с владельцами берлинского банка Мендельсонами, и вряд ли кому-либо покажется таким уж невероятным утверждение о том, что «министр-маклер» (такое было у Витте прозвище) постепенно, но вполне последовательно передавал экономическую власть в стране финансовому интернационалу.

Источник

• Методы геноцида
 
• банки
 
• кредит
 
• романовы

 

1336

Посмотрите также вести:

Интервью Владимира Сычёва по делу Романовых

Песни Царской России, пленённые большевиками

Прямая речь Петра Столыпина

Европа воровала российское золот