МИЧУРИН. САД ЕГО ЖИЗНИ ПРИ РАЗНЫХ РЕЖИМАХ

Ещё четверть века назад имя Ивана Владимировича Мичурина было известно всем, его открытия провозглашались высшим достижением науки, а любой садовод с гордостью называл себя «мичуринцем». Сегодня если кто и помнит это имя, то, среднестатистически, в виде мифа о чудаке, который непонятно зачем скрещивал яблоню с грушей.

«Мичура» из усадьбы «Вершина»

Чтобы понять Мичурина, нужно приглядеться к эпохе, с которой связано становление его личности. Реформы Александра II 1860-х годов вызвали к жизни поколение, отвергавшее идеалы отцов и наивно верившее во всесилие науки.

Таким был и отец Мичурина, которого тот в советское время лукаво называл «сельским работником». На самом деле Владимир Иванович принадлежал к старинному, хоть и обедневшему дворянскому роду. Мичурины, чья фамилия происходила от диалектного слова «мичура – что значит хмурый, неразговорчивый, – издавна владели деревенькой Долгое на Рязанщине. Там в октябре 1855 года и появился на свет будущий гений селекции. Его отец, не послушав родителей, женился на девушке Маше «из простых». За это был лишён наследства и вынужден зарабатывать садоводством в своей маленькой усадьбе «Вершина». Несмотря на дворянское звание, жили скудно и невесело – до Вани у супругов родились шестеро детей, но никто из них не прожил и года. В 1859-м умерла от горячки и сама Мария Петровна.

Под ударами судьбы Владимир Иванович не сломался. Он не только заботился о своей усадьбе, но и внедрял в округе новые методы садоводства, печатал статьи в петербургском журнале «Садоводство», а в свободное время учил грамоте крестьянских детей. Сын был предоставлен самому себе и с увлечением бегал в сад, на пасеку, в лес, изучая всё, что там жило и росло.

Ваня с детства любил работу в саду – даже несмотря на то, что в три года, когда родители высаживали рассаду, он всячески пытался поучаствовать в процессе, вертелся под ногами и в конце концов был побит. Горько плача, мальчик побрёл домой, вернулся оттуда с солонкой и начал сеять соль над взрыхлённой грядкой. Видя такое усердие, отец понемногу начал привлекать отпрыска к работе в саду. К двенадцати годам он знал и умел больше многих взрослых садоводов, в совершенстве владел сложными методами прививки растений. Не обошлось без вреда для здоровья: упав с яблони, он повредил колено и с тех пор ходил, опираясь на палку.

А вот в Пронском уездном училище Ваня был твёрдым троечником. Письмо и математика казались ему скучными, и он с нетерпением ждал выходных, чтобы убежать в родную усадьбу. Не раз получал замечания за непочтительность к педагогам.

Мичурин никогда не был благостным добрячком, каким его изображают советские биографы. Бесконечную доброту он проявлял только к растениям и животным. С людьми был неприветлив, а часто и груб – особенно когда ему мешали заниматься любимым делом. В этом он напоминал другого изобретателя-самоучку – Константина Циолковского. Их судьбы удивительно похожи: оба боролись с бедностью и непониманием окружающих, оба в конце жизни вкусили при советской власти государственных почестей и приобрели массу учеников. Даже умерли они в один год, хотя Циолковский родился на два года позже. Правда, Мичурин, в отличие от своего «близнеца», никогда не считал себя гением. Но имел заветную мечту – добиться созревания в холодных российских широтах южных персиков, лимонов, винограда. Насмотревшись на скудную жизнь земляков, он хотел подсластить её при помощи фруктов – что может быть благородней?

Отец вполне одобрял Ванино желание, но убеждал его, что вначале надо выучиться. Он начал готовить сына к поступлению в знаменитый Царскосельский лицей, но тут грянул гром – «прогрессивный хозяин» Владимир Иванович разорился. «Вершину» продали за долги, с мечтами о лицее пришлось расстаться. Дядя устроил его в местную гимназию, но уже через год Мичурин был оттуда изгнан – отказался снять шапку перед директором. В довершение бед отец слёг с тяжелой болезнью почек, и Иван стал кормильцем маленькой семьи.

В 1872 году он устроился конторщиком на железнодорожной станции в городе Козлове Тамбовской губернии. Этот небольшой городок стал его домом на всю оставшуюся жизнь. Здесь же он встретил спутницу жизни – дочь рабочего Александру Петрушину. Молодые поженились в 1875-м, вскоре родился сын Николай, за ним – дочь Мария. Двенадцати рублей в месяц, которые получал Мичурин на железной дороге, едва хватало на прокорм. А вскоре он вообще бросил работу, решив целиком посвятить себя любимому садоводству.

Козловские страдания в сыром шалаше

Улица, на которой Мичурин снял домик, называлась Питейной из-за обилия стоящих на ней кабаков. Однако козловцы не только пили, но и закусывали – город утопал в зелени деревьев, а овощи и фрукты отлично вызревали на местном чернозёме. Обрусевший француз Ромен Дюльно бойко торговал привезёнными из-за границы саженцами южных яблонь и вишен. Правда, очень скоро капризные гости вымерзали и чахли – зимы в Козлове были не по-южному суровы.

Мичурин решил исправить положение. Для опытов он арендовал у купца Горбунова пустующую усадьбу с садом и перевёз семью туда. Очень скоро в домике негде было ступить от горшков, коробок, ящиков с рассадой. В трёх комнатах, кухне, кладовке и, конечно, в саду разместились 600 видов растений – лимоны, апельсины, розы, магнолии, экзотические араукарии и юкки и даже вирджинский табак. Дети болели, жена начала ворчать. Пришлось перебраться в более просторный дом, но и он через пару лет оказался заполненным под завязку. Туго было и с деньгами, хотя у Мичурина были золотые руки – в свое время он один, без всякой помощи, провел на станции Козлов электрическое освещение. Начальник депо инженер Граунд тогда сказал: «Бросайте ваш сад, господин Мичурин! Вы же первоклассный электротехник». Вместо этого Иван Владимирович бросил работу и открыл мастерскую по починке часов, швейных машинок и прочей мелкой техники. Вдобавок он следил за исправностью часов на станции – вместе набегало около 40 рублей в месяц.

В 1887 году Мичурин узнал, что священник Ястребов продаёт большой участок земли недалеко от города, на берегу реки Лесной Воронеж. С трудом скопив деньги, садовод перебрался туда. Ради приобретения желанного участка он посадил всю семью на голодный паёк – белый хлеб и сахар по выходным, мясо по праздникам. Основной пищей надолго стали тюря из хлеба с луком и жидкий чай. Из экономии Мичурины вручную перетащили из города мешки с землёй и ящики с рассадой.

Дочь Мария вспоминала: «Отец забывал об одежде, о пище, о нужде и безденежье семьи и все свои мизерные доходы вкладывал в выписку интересовавших его семян. Мать шла ему навстречу, также отказывая себе во всём необходимом. Бесконечная подноска воды, посадка растений, перекопка и рыхление гряд днём, письмо и чтение по ночам уносили силы отца».

Усилия не пропали даром – через пять лет на бывшем пустыре появились стройные ряды молодых яблонь, груш, вишен. Впервые в Козлове здесь росли персики, абрикосы, виноград. В 1888 году Мичурин вывел свой первый морозоустойчивый гибрид – вишню «Княжна севера», после революции переименованную в «Красу севера».

Дело шло трудно – не имея нужного образования, самоучка доверился «авторитетному» мнению московского садовода Грелля. Тот утверждал, что вывести новые сорта легко – достаточно привить южные плодовые растения к местным, более неприхотливым. Мичурин долго пытался сделать это, но саженцы погибали.

Тогда он перешёл к более сложному методу – искусственному скрещиванию и долгому изменению свойств получившихся гибридов. Он видел, что разные сорта яблок или слив уже через несколько лет дают жизнеспособные гибриды. И чем дальше эти сорта по родству и географическому местоположению, тем лучше их гибриды приспосабливаются к местным условиям. Так случилось с яблоней-китайкой, к которой он привил нежные европейские сорта – кандиль, бельфлёр, пепин и другие. Гибридные яблоки были крупными, сочными и в то же время морозостойкими, как их китайский предок.

Ту же операцию Мичурин пытался повторить с грушами бере и дюшес, сливой ренклод и другими теплолюбивыми фруктами. Дело шло трудно, пока садовод не понял причину: чернозём на его участке был слишком жирным и «баловал» его гибриды, снижая их устойчивость к морозу. Пришлось опять искать новый участок, перевозить туда имущество, выкраивать из мизерного бюджета средства на семена и рассаду.

В 1899 года Мичурин перебрался в слободу Донское, ставшую его окончательным пристанищем. К тому времени дети, которым до смерти надоело возиться с садом, оставили его – дочь вышла замуж, а сын устроился механиком на станцию. Иван Владимирович и Александра Васильевна с трудом справлялись с большим хозяйством. Тяжёлый труд, недоедание, ночёвки в сыром шалаше подорвали здоровье обоих. Были и другие проблемы: к Мичурину повадился местный священник отец Христофор. Он просил, а потом и требовал оставить «богопротивное» выведение новых пород, смущающее умы прихожан. Садовод, не отличавшийся смирением, указал гостю на дверь. Мешали и мальчишки, таскавшие румяные мичуринские фрукты. Хозяин сада то бегал за ними с палкой, то пробовал увещевать, но толку было мало.

«Русские не продаются»

И все же к 1905 году Мичурин вывел уже немало гибридных сортов: яблони «Кандиль-китайка», «Ренет бергамотный», «Шафран северный», груши «Бере зимняя» и «Бергамот Новик», сливу «Ренклод реформа». Скрестив обычную рябину с чёрной аронией, он получил новую полезную ягоду – черноплодную рябину. Пытался выращивать морозостойкий виноград.

А цветы в его саду цвели такие, что француз Дюльно млел от восхищения: «Вам, мсье Мичурин, нужно торговать розами. Послушайте меня, и вы озолотитесь!» Но Иван Владимирович, как истинный фанатик науки, был равнодушен к деньгам. Конечно, он торговал своими саженцами и цветами, но неумело, чуть ли не себе в убыток. Намучившись с купчихами, по часу выбиравшими букеты – «Ах, сударь, эти цветы вовсе не в моем скусе!» – прекращал торговлю и убегал в любимый сад.

Официальная наука упорно не замечала Мичурина. Журнал «Садоводство» охотно печатал его статьи, но все попытки поделиться мыслями с коллегами встречались холодным молчанием. Только несколько учёных поддерживали «талантливого самоучку» и сообщали ему о новостях биологии.

На рубеже веков эта наука переживала настоящую революцию – опыты чешского монаха Грегора Менделя породили учение о генах. Мичурин этой теории не понял и не принял. Много лет возясь с растениями, он не видел никаких генов. Он знал, как получить новые сорта путем скрещивания и долгого отбора, и в духе Чарльза Дарвина считал этот отбор – природный или искусственный – главным двигателем эволюции. Учение о невидимых частицах, передающих наследственные свойства видов, казалось ему нелепым.

Однако накануне революции у Мичурина были заботы поважнее, чем борьба с генетикой. В 1915 году мощное половодье затопило его питомник, погубив многие ценные гибриды. Тем же летом на Козлов обрушилась эпидемия холеры. Помогая лечить больных, заразилась и умерла жена Ивана Владимировича – последний близкий ему человек. А вскоре он получил от властей очередной отказ в субсидии на развитие садоводческого хозяйства. Таких отказов было много, и каждый глубоко ранил Мичурина – неужели он не нужен своей стране?

Неожиданное признание пришло из-за океана. К Мичурину трижды приезжал представитель правительства США Фрэнк Мейер, который покупал саженцы выведенных им сортов. Позже садовод рассказывал, что американец склонял его к отъезду, сулил большие деньги и даже пароход для вывоза растений. Но в ответ получил гордое: «Русские не продаются!»

Обласканный Октябрём

Узнав об Октябрьской революции, Мичурин записал в дневник: «Буду работать, как и раньше – для народа». Скоро в питомник явились комиссары и объявили его государственным. Правда, хозяина оставили заведующим и выделили солидную зарплату – говорят, по протекции местного большевика, которого садовод когда-то прятал от полиции.

Питомник расширился – ему отдали земли ликвидированного монастыря. Мичурин уже не справлялся с хозяйством, и ему на помощь направили опытного агронома Иосифа Горшкова, а потом многочисленных студентов-практикантов. В 1921 году мичуринские яблоки и груши попали на выставку в Тамбов, а скоро о них узнали и в Москве. Секретарь Совнаркома Николай Горбунов, не чуждый садоводству, услышал от кого-то о козловском самоучке и рассказал о нем Ленину. Тот пришел в восторг и отправил к Мичурину в гости «всесоюзного старосту» Михаила Калинина. Старый интеллигент, кормящий народ чудо-фруктами, стал находкой для советской пропаганды. К тому же он охотно играл отведённую ему роль, вознося хвалы партии и её вождям.

За это Иван Владимирович получил не только славу, но и ощутимые материальные блага. Его питомник вырос с 8 до 20, а потом и до 100 гектаров. Там работало больше ста человек, которые днём и ночью следили за состоянием свежепривитых гибридов. Экспедиции доставляли Мичурину новые виды растений с Кавказа, Средней Азии, Дальнего Востока. Он проводил опыты с женьшенем, лимонником, актинидией. В 1928 году питомник переименовали в селекционную станцию имени Мичурина. Вскоре в Козлове был открыт первый садоводческий техникум – тоже имени Мичурина. А в 1932-м это имя было присвоено и самому городу, не переименовали и по сей день.

К чести селекционера, он не загордился, не превратился в крикливого барина. Человек, давший имя собственному городу, был всё так же скромен, ходил в неизменной потёртой парусиновой куртке и фетровой шляпе. По-прежнему каждый день выходил на крыльцо кормить воробьёв – их он знал «в лицо», и каждому дал свое имя. Подбирал в лесу раненых птиц, выхаживал и подолгу держал дома. Умудрился приручить даже лягушек – заслышав его шаги, они вылезали на берег и ждали угощения в виде сухих мух.

Заложник интриг

Тем временем вокруг старого учёного закипали страсти. В 1929 году молодой украинский агроном Трофим Лысенко прислал ему статью, посвящённую яровизации – новому методу превращения озимых культур в яровые. В письме Лысенко упирал на то, что его метод развивает мичуринское учение о решающем значении внешнего воздействия для эволюции. Прочитав письмо, старик пожал плечами: он не раз призывал продвигать новые сорта только после тщательных испытаний. Объяснял, что способы создания новых сортов работают только в опытных и неравнодушных руках – таких, как его руки.

Но Лысенко такие «мелочи» не интересовали – он верно понял генеральную линию партии. После коллективизации и голода первой половины 1930-х годов Сталину требовалось как можно быстрее повысить урожаи и накормить страну. Лысенко с его яровизацией пришёлся кстати, да и его метод нравился вождю – не выискивать под микроскопом какие-то там гены, а воздействовать на растения решительно и наступательно! Только так можно озимую пшеницу превратить в яровую, рожь в ячмень, а картошку – в ананасы…

Всё это Лысенко преподносил под именем «мичуринской биологии», хотя Иван Владимирович так и не признал его своим учеником. Прикрываясь портретом-иконой раскрученного селекционера, Лысенко сумел сместить академика Николая Вавилова с поста президента Академии сельскохозяйственных наук и вскоре занял его место, на двадцать лет став всесильным диктатором в биологии.

Но Мичурину уже не было до этого дела. В начале 1935 года врачи нашли у него рак желудка, но, несмотря на боль, он до последнего дня жизни работал в саду. 7 июня он скончался и был торжественно похоронен в сквере у основанного им техникума. По сторонам могилы, как стражи, встали четыре яблоньки – «Кандиль-китайка», «Бельфлёр-китайка», «Пепин-китайка» и «Пепин-шафран».

Мичурина не стало, а Лысенко продолжал разгром генетики, отбросив российскую науку в этой области далеко назад. Выдвигая свои теории, он неизменно прикрывался именем «учителя». Немудрено, что развенчание Лысенко в годы «оттепели» отразилось и на Мичурине. Его книги издавались всё реже, а критика в его адрес звучала всё чаще. Утверждали, что все его достижения – блеф партийной пропаганды. Его питомник – теперь Всероссийский НИИ генетики и селекции плодовых растений – не раз угрожали закрыть. А он работает и, что самое интересное, продолжает выводить новые сорта.

Ведь кроме путаных теорий Мичурин оставил своим ученикам и всем нам главный урок – сад даст плоды при любой вменяемой власти, только если за ним ухаживать с терпением и любовью. В таком случае сад тоже может стать опорой государства.